– Какое это имеет значение?
Он не стал ее удерживать, но и разговор не прекратил.
– Фантина, ты не хочешь быть любовницей, потому что веришь, что превратишься в свою мать. Только этого с тобой никогда не произойдет. Ты никогда не станешь такой, как женщина, которая тебя вырастила.
Она покачала головой.
– Ты не понимаешь.
– А мне кажется, понимаю. Жизнь в трущобах заставила тебя примерять на себя чужие роли, потому что нужно было выживать. У тебя никогда не было времени понять, а чего же хочешь ты, что тебе нужно, о чем ты мечтаешь. Тебе ежедневно приходилось бороться за жизнь.
– Такова жизнь в трущобах.
– Вот именно! Но в глубине души ты хочешь это узнать, хочешь научиться чему-то большему. Поэтому много лет назад ты и разыскала своего отца. И именно поэтому сейчас упрямо отказываешься от любой помощи. И не желаешь примерять новую роль, поскольку пока не понимаешь, кто ты есть на самом деле. Но это невозможно, если у тебя не будет времени подумать. Кем ты станешь, когда больше не придется бороться за кусок хлеба? Клянусь тебе, я почти так же заинтригован, как и ты.
Фантина прикусила губу, мысли и чувства перепутались. Он встал у нее за спиной, и она почувствовала тепло от его близкого присутствия, которое согревало лучше огня.
– Сейчас ты здесь, – мягко продолжал уговаривать он. – Будь кем пожелаешь. Выбери жизнь себе по душе и сделай ее своей жизнью.
Она вновь покачала головой и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
– Я не знаю как.
Маркус развернул ее к себе лицом, приподнял подбородок, чтобы она смотрела ему прямо в глаза. Фантина видела только его улыбку.
– Поэтому я здесь. И Лотти. И, помоги тебе Всевышний, моя мать. Мы все покажем тебе, как можно жить, если только ты нам это позволишь.
Фантина отвернулась, не в силах выносить обжигающе пронзительный взгляд его голубых глаз. Она понимала, о чем он ее просит, понимала, чего он хочет, дабы окружающие увидели в ней леди. Догадка ее испугала. Она умела притворяться час или два, знала, как рассмеяться в лицо язвительным светским дамам. Но захотеть быть одной из них? Быть принятой в их кругах? В школе она пыталась – и потерпела неудачу.
Маркус, как будто прочитав ее мысли, наклонился и прошептал ей прямо в ухо:
– Ты все сможешь. И ты обещала попробовать. Уж на слово-то твое, я думаю, можно полагаться?
Фантина закрыла глаза. В его объятиях она ощущала себя необыкновенно сильной, как будто само его присутствие уберегало ее от неверно произнесенного слова или глупого поступка. Его руки были такими сильными, что она воспринимала их как щит от язвительных женских язычков. Когда он был рядом, она верила, что все возможно.
Она сумеет стать Фантиной Дрейк, знатной леди.
Она подняла голову, встретилась с его пристальным взглядом, набралась от него решимости.
– Хорошо, я попробую, – согласилась она.
Он усмехнулся. Перемена была настолько разительной и полной, что она моментально смутилась. В уголках его глаз появились морщинки, зубы – белые и ровные – казались слишком большими для его рта. В общем, он выглядел таким… радостным.
И еще более обворожительным, чем раньше.
– Бог мой! – неожиданно она перешла на свой ужасающий акцент. – Я буду вращаться в высшем обществе!
– Храни Господь аристократию! – ответил улыбающийся Маркус.
– Нет, – вмешалась его сестра, которая подошла и обняла их обоих. – Господи, помоги, ведь это мне придется следить за вами обоими.
Глава 12
Маркус пытался усидеть на месте в небольшой гостиной в доме сестры. Прошла неделя, вероятно, самая длинная неделя в его жизни, но он держался в стороне. Лотти настояла на том, что Фантине будет проще, если Маркус постарается ни во что не вмешиваться, поэтому усилием воли он заставлял себя находиться подальше от них. Но он постоянно думал о Фантине. Даже поиски таинственного Фиксы не помогали отвлечь его от этих мыслей.
Как она поживает? Ненавидит его за то, что бросил ее? Не слишком ли Лотти строга с ней? Или наоборот? В голове роились вопросы, требующие немедленных ответов.
Дверь гостиной распахнулась, Маркус резко обернулся.
Дворецкий Фицхью подал чай. Маркус выругался и вновь отвернулся к окну. Боже мой, неужели женщины не могут не опаздывать? Лотти четко сказала: приходи к чаю. Чай подают в четыре. Уже четыре, а ее все нет. Он ударил перчатками о ладонь.
– Боже мой, братец, ты похож на разъяренного медведя.
Маркус обернулся, тут же посмотрел поверх головы сестры, вглубь коридора.
Там никого не было. Никакой Фантины.
– Где она? Ей объяснили, что это ты настояла на том, чтобы я не приезжал? Она понимает, что это не моя затея?
– Маркус! Держи себя в руках! – И тут глаза Шарлотты округлились от удивления. – Даже не предполагала, что мне придется говорить тебе об этом. Маркус, я-то думала, что ты изменился.
Пробормотав ругательство, от которого у его сестры покраснели уши, он бесцеремонно плюхнулся в кресло.
– Расскажи мне, что здесь произошло за минувшую неделю.
Лотти грациозно опустилась в стоящее рядом кресло, аккуратно разлила чай.
– А что, по-твоему, могло случиться? К нам приходили на примерку платьев, мы брали уроки танцев, хороших манер, занимались французским, ездили за покупками и знакомились в основными правилами, которые, как я полагала, известны всем. Ты, например, знал, что она понятия не имеет, что такое устрицы и что с ними делать?
Маркус принял из рук сестры чашку с чаем и тут же отставил ее в сторону.
– Да, да, мог бы и догадаться. Но как она жила? Она счастлива? И где она вообще?
– Бог мой! Она наверху, учится делать реверансы. Ты увидишь Фантину на ее первом балу, не раньше.
Маркус заскрежетал зубами, но Лотти оставалась непреклонной.
– У меня слишком мало времени, чтобы привести ее в форму, Маркус, и я не хочу, чтобы ты нарушил ее душевное равновесие. Ей многому еще придется научиться.
Маркус что-то заворчал прямо в чашку; умом он понимал мудрое решение сестры и соглашался с ее требованием не отвлекать Фантину, но, тем не менее, продолжал негодовать. В конце концов он с кислой миной повернулся к сестре и спросил:
– Но она счастлива? Ты ей сказала, почему я не приезжаю?
Лотти кивнула.
– Я ей все объяснила, и, по-моему, она правильно меня поняла. Выглядит она счастливой. Одному богу известно, как ее обожают слуги. Кажется, она всегда находит для них нужные слова.
Маркус вздохнул, несколько ободренный.
– А как ее манеры? Многому еще придется научиться?
– Не просто научиться. Эти вещи должны войти у нее в привычку. Нельзя, чтобы она постоянно переходила на кокни, когда выходит из себя. Хотя должна заметить, что она довольно мило управилась с мистером Томпсоном.
Маркус расправил плечи, почти с мольбой глядя на сестру.
– Мистером Томпсоном? Мистером Эдвином Томпсоном, сыном барона Томпсона из Бирмингема? Его она принимает, а меня нет?
Лотти нахмурилась и поставила чашку на стол.
– Он всего лишь заходил поговорить с Кристофером. Ты же знаешь, что мы соседи, наши усадьбы граничат друг с другом.
Маркус отмахнулся от предысторий.
– Помню-помню, но что случилось?
– Ничего! Он остался на чай. И Фантина была само очарование. – Маркус заметил, как у сестры на лице заиграла улыбка. – Откровенно говоря, похоже, он увлекся Фантиной. Да будет тебе известно, в Лондоне он ищет себе жену. Я уже начинаю подумывать, что они с Фантиной могли бы стать хорошей парой.
– Господи, Лотти! – задохнулся от возмущения Маркус. – Она здесь всего неделю, а ты уже ведешь ее к алтарю!
Улыбка его сестры стала еще шире.
– К алтарю ее поведу не я, а мистер Томпсон.
Маркус нетерпеливо заерзал, едва не перевернув чашку.
– Слишком рано думать о мистере Томпсоне, – отрезал он. – Пусть съездит на балы, посетит приемы…
– Разумеется, посетит! – улыбнулась Шарлотта. – Я всего лишь заметила, что мистеру Томпсону она очень понравилась. И он ей тоже, если уж говорить откровенно. Он еще дважды заходил на чай, а завтра мы пригласили его на ужин. Нет, ты не можешь прийти, – заявила она еще до того, как он задал свой вопрос. – Мне кажется, ты не в том настроении, чтобы присутствовать на этом ужине.
