лицо все мыслимые и немыслимые упрёки, крикнуть, что он сам — первый в рядах подозреваемых, но вовремя сдержалась: нельзя было выдавать свои догадки.
— Зачем Леону делать это? — глухим от ярости голосом спросила она.
— Кто знает? — он пожал плечами. — Человеческая душа — потёмки, а про Лебренна я слышал, что у него бывают провалы в памяти, что он не помнит многое из своего прошлого. В одно из таких затмений он мог убить Люсиль, а теперь даже не помнит этого!
Аврора резко подошла к двери, чувствуя, что ещё немного — и она закричит, запустит в де Труа чем-нибудь тяжёлым, вцепится ногтями ему в лицо. Он нарочно говорил все эти обидные и несправедливые вещи при Анне — та наверняка разболтает их остальным слугам, а то и всей гостинице. Сейчас служанка жадно вслушивалась в разговор, и недобрый блеск её глаз говорил, что она вовсе не на стороне нежеланной посетительницы.
— Я не желаю больше слушать, как вы оскорбляете меня и моих друзей, — заявила Аврора, надеясь, что дрожь в её голосе звучит больше злобно, чем жалобно. — Я удаляюсь отсюда и отныне отказываюсь делать какие-либо добрые дела и помогать людям. Упрёки и оскорбления — достойная плата за стремление раскрыть правду о смерти подруги!
Она едва сдержалась, чтобы не хлопнуть дверью, и вышла прочь, прошла по коридору, спустилась по лестнице, принуждая себя идти медленно, не бежать, ни в коем случае не бежать! Лицо горело от гнева и стыда, глаза щипало от слёз, в висках стучало, сердце бешено билось, а по лбу стекали струйки пота. Уже выбравшись на прохладный осенний воздух, уже несясь по направлению к Усадьбе теней, Аврора никак не могла выбросить из головы обидные слова, брошенные ей Жюлем-Антуаном, и невольно задумывалась, могут ли быть они справедливы. Неужели она и правда лишь прикрывается стремлением добиться правды, а на самом деле хочет разнообразить свою тихую и унылую, как болото, жизнь, и за поиски убийцы Люсиль её заставило взяться не сострадание, не жажда мести и даже не подозрения в адрес Жюля-Антуана, а собственное любопытство?
Любопытство — и ещё желание оказаться поближе к Леону Лебренну.
Все, кто загнан, неприкаян,
В этот вольный лес бегут,
Потому что здесь хозяин –
Славный парень Робин Гуд!
Владимир Высоцкий — Баллада о вольных стрелках
В ночь, последовавшую за похоронами Люсиль де Труа, Леон Лебренн спал плохо. Сначала он не мог уснуть, размышляя о завтрашнем дне и строя планы по выслеживанию разбойников, когда же наконец сумел погрузиться в сон, ему явилась Аврора Лейтон. Несмотря на то, что Леон давно понял, что влюблён в неё, столь откровенный сон с её участием снился ему впервые. В этом сне молодая вдова вытворяла такое, на что наяву была точно не способна и, как подозревал Леон, даже не знала о существовании таких вещей. Сон был очень приятным, но оборвался на самом интересном месте. Глухо застонав от возмущения, Леон уже хотел перевернуться на другой бок и снова смежить веки, чтобы попытаться увидеть продолжение, но бросил взгляд в узкое окно, за которым виднелось небо — уже не иссиня-чёрное, а тускло-серое — и снова застонал от досады. Времени спать не было — надо было вставать и торопиться, чтобы успеть проследить за Вивьен.
Вихрастый возлюбленный служанки в последние дни куда-то исчез — Леон ни разу не видел его после гибели Люсиль. Это его не удивляло — наверняка Этьен затаился где-то, боясь, что его или кого-то из его дружков-разбойников могут обвинить в убийстве девушки. Между тем Леон почти точно знал, что это неправда — Этьен, должно быть, всю ночь провёл с Вивьен, а после был на глазах Леона и никак не мог улучить момент, чтобы убить Люсиль. Но это ещё не значило, что он не знает, кто убийца. Выследить Этьена не представлялось возможным, и Леон решил попытаться выйти на него через Вивьен.
Сегодня он поднялся как раз вовремя — служанка уже хлопотала внизу, о чём-то переговариваясь с Гретхен, тоже ранней пташкой. Леон не стал подавать вида, что тоже проснулся, подождал, пока Вивьен объявит, что уходит на рынок, и покинет дом. Сам он вышел через заднюю дверь, обогнул замок и последовал за девушкой, держась на некотором расстоянии и стараясь ступать как можно тише. На улице было холодно, меж деревьев клубился туман, но листья с них уже начали опадать, из-за чего видневшийся вдалеке лес казался прозрачным. Леон с тревогой подумал, что Вивьен может легко обнаружить слежку, и уже готовился к откровенному разговору, но девушка, судя по всему, не подозревала, что за ней следят. Она шла быстро, опустив голову и закутавшись в тёмно-зелёный плащ из шерсти, ей, скорее всего, было ещё холоднее, чем Леону. На правой руке у неё висела корзина, которую она неуклюже прижимала к боку, похоже, испытывая немалые страдания от её тяжести.
Сначала Вивьен шла прямо, и Леон уже подумал, что она и правда направляется на рынок, но тут она свернула на едва заметную тропку и скрылась в лесу. Там она сильно занервничала — это было видно и по тому, как она ускорила шаг, и по резким, дёрганым движениям головы — Вивьен оглядывалась, но Леона, то и дело нырявшего за очередной ствол, вроде бы не замечала. Сучья и сухие листья похрустывали под её ногами, дыхание вскоре стало таким громким, что даже идущий позади Леон отчётливо слышал его. Он отметил, что лес вокруг становится гуще, но Вивьен явно шла этой дорогой не в первый раз и видела какие-то ориентиры, неведомые её преследователю. Он тоже попытался запомнить хоть какие-то приметы, которые в дальнейшем помогут ему выбраться из леса.
Небо над головой чуть посветлело, но всё ещё оставалось серым, почти все птицы улетели на юг, и теперь в ветвях раздавалось лишь хриплое карканье ворон. Вивьен в очередной раз обернулась, почти бегом кинулась вперёд и достигла небольшой полянки. Там она поставила корзину наземь, замерла, тревожно оглядываясь, и тут из-за дерева на неё прыгнула чёрная фигура.
Леон, спрятавшийся за широким стволом, уже готов был рвануться спасать служанку, чей пронзительный визг пронёсся над лесом, спугнув ворон, но тут нападавший звонко рассмеялся, и оказалось, что это Этьен, и он не собирался причинять Вивьен никакого вреда, а лишь сжал её в своих объятиях.
— Испугалась? — промурлыкал он, прижимаясь к шее девушки.
— Дурак ты! — Вивьен вывернулась
