Теперь король Испании желал ехать как можно быстрее.
По прибытии в город, среди шума танцев и грохота ружейных залпов, Филипп IV решил, что церемония отречения Марией-Терезией от наследства и испанской короны произойдет тем же вечером.
В восемь часов прибыли свидетели: Алонсо Перес де Гусман[153], патриарх обеих Индий, и Фернандо де Фончека Руис де Контрерас, маркиз де Ла Лапилла, государственный секретарь. Последний зачитал вслух оба документа. Патриарх, в свою очередь, принял торжественную клятву инфанты.
Брак по доверенности должен был состояться на следующий день, 3 июня, в церкви Фонтарабии.
3 июняПосле объявления о столь ошеломляющем и необычайно скором решении королева Анна Австрийская и оба ее сына провели часть ночи в поисках самых великолепных вещей, которые только могли отыскать в подарок будущей королеве Франции.
Со своего балкона Мадемуазель поведала Анжелике новости этой лихорадочной ночи, в событиях которой она, к ее величайшему огорчению, не участвовала.
— Что в шкатулке, я не видела. Но она довольно большая и сделана из ароматной древесины каламбукко[154], что растет в Америке. Внутрь, насколько мне известно, положили все самое прекрасное, что только можно себе представить, кроме драгоценностей, принадлежащих французской короне, потому что они не являются собственностью королев и никогда не покидали пределов страны… Но в любом случае сегодня шкатулка останется здесь — пока инфанта не вышла замуж, она не имеет права принимать подарки короля… Признаюсь, мне так жаль, что не довелось увидеть, какие сокровища в нее положили.
Пока она говорила, две женщины заканчивали одевать ее в строгое черное платье.
— Я намерена присутствовать на свадьбе по доверенности, — оживляясь, продолжала принцесса, — вчера, как только мы узнали о прибытии в Фонтарабию Их Величеств, Филипп и я тут же стали собираться на завтрашнюю церемонию, чтобы посмотреть на обряд бракосочетания и наконец-то увидеть испанского короля и инфанту. Кардинал ничего не имел против, но король запретил брату появляться там. Он заметил, что будь на месте Месье — возможного наследника трона Франции — наследник испанского престола, он бы ни за что не ступил на чужую землю.
«Ведь даже испанские гранды и знатные сеньоры не соизволили приехать в Сен-Жан-де-Люз, чтобы взглянуть на французский королевский двор… Король пожелал, чтобы и принцесса, его кузина, также воздержалась от поездки».
— Но я настаивала на своем, уж можете мне поверить.
Это привело к целой проблеме. Министры собрались в комнате кардинала, все еще прикованного к постели подагрой. Брат короля, хорошо понимая, что уж ему-то окончательно отказано в разрешении появиться на церемонии в иностранном королевстве, изо всех сил старался — «что довольно подло» — добиться того же запрета и для Мадемуазель.
Но король, напротив, неожиданно передумал и дал свое согласие.
Просто-напросто королева Анна объявила, что может довериться только мнению Мадемуазель и что настал момент, когда кто-нибудь здравомыслящий наконец опишет ей инфанту, чтобы «ее материнское сердце успокоилось». Лишь уверившись в красоте невестки, она сможет подготовиться к торжественному и волнительному моменту встречи на Фазаньем острове, которого так ждала.
Кардинал понимал, что следует уважать трепетное отношение испанцев к независимости их земель, и потому сообщил дону Луису де Аро, что на церемонию инкогнито прибудет Великая Мадемуазель. Месье Лене[155], поверенному принца Конде, поручили ее сопровождать. Принцесса приказала одолжить на время простую карету, чтобы фамильный герб на экипаже не выдал ее.
Так что сегодня Бине не надо заниматься прическами!
— Пусть мои волосы останутся не завитыми. Конечно, эти бесцветные плоские пряди меня не красят, но зато так нас точно никто не заметит.
Великая Мадемуазель была одета в платье из черного сукна и черную атласную вуаль, а скромное жемчужное ожерелье и серьги были единственными украшениями, уместными во время траура. Она была полностью готова к своей миссии.
Пудриться принцесса не стала.
К поездке готовились в строжайшей тайне, чтобы герцогине де Монпансье не досаждали просьбами те, кто жаждал бы к ней присоединиться. Так что Мадемуазель взяла с собой только Анжелику и еще трех дам.
* * *
В Андее, на берегу Бидассоа, их ждали заранее приготовленные Лене лодки. Это были три габары с «великолепной росписью и позолотой», портьерами из голубого узорчатого шелка с крупной бахромой из золотой и серебряной нити и всей необходимой для комфортного путешествия мебелью.
Лодочники рассказали им, что уже перевозили нескольких французских дам в Фонтарабию.
— Я уверена, что это кое-кто из свиты королевы и мадам де Моттвиль. Она боялась поставить под угрозу мое инкогнито, потому что уж ее-то испанцы знают. Держу пари, утром она завтракала с Пиментелли…
Всю весну тайный эмиссар испанского короля дон Антонио Пиментелли де Прадо[156] ездил по окрестностям Парижа, тайно спеша в Лувр, как только ему подавали знак.
Все его знали, и каждый хотел видеть, чтобы обсудить события наполненного мучительным ожиданием года. Его привязанность к королевскому двору Франции, а точнее, привязанность двора к нему, появилась во время поездки в Лион, куда он прибыл с доброй вестью и словами: «Инфанта ваша».
Мадам де Моттвиль действительно обедала у Пиментелли. Ее и еще нескольких дам заметили в окнах его дома. Позже стало известно, что дон Антонио угощал их шоколадом, который очень ценился в Испании, и бисквитами.
На пристани Фонтарабии путешественников ждала открытая карета, запряженная шестеркой лошадей. И хотя Мадемуазель не сомневалась в успехе своего инкогнито, она, тем не менее, была уверена, что карету предоставили именно ей. Король Испании отличался редкой учтивостью. А главное — и это очень понравилось Мадемуазель — уважал родственников короля. Его предупредили о прибытии важной особы, и он бы не позволил смутить гостя ранга принцессы де Монпансье встречей с грубой толпой плебеев.
Не считая придворных, сопровождавших короля из Мадрида, множество дворян рангом пониже появились в последний момент в Фонтарабии, откликнувшись на летящий над горами радостный клич. Они боялись пропустить захватывающее зрелище, событие, казавшееся еще совсем недавно абсолютно невозможным, — подписание мирного договора между Францией и Испанией.
Фонтарабия — небольшой город, расположенный в горах, — на все лады воспевал честь и славу Испании. Среди тех, кого поток военных, всадников и музыкантов отнес к дверям церкви Святой Марии, были епископ Памплоны, граф де Фуэнсалдана[157], герцог де Верагуа, барон де Ватевилль и дон Антонио Пиментелли де Прадо, тайный посланник короля Испании в Лионе.
