Фонтарабия — небольшой город, расположенный в горах, — на все лады воспевал честь и славу Испании. Среди тех, кого поток военных, всадников и музыкантов отнес к дверям церкви Святой Марии, были епископ Памплоны, граф де Фуэнсалдана[157], герцог де Верагуа, барон де Ватевилль и дон Антонио Пиментелли де Прадо, тайный посланник короля Испании в Лионе.
Испанский хроникер отмечал, что улицы заполнила шумная толпа, «но она только добавляла зрелищности и красочности спектаклю. Граф де Фуэнсалдана ослепил всех изысканностью своего наряда, великолепием одежд слуг и окружавшей его многочисленной семьи».
Там же находился дон Карлос д'Эсте, маркиз де Бургомайн[158] — рыцарь Золотого руна[159], командующий немецким полком и генерал-сержант Армии. Был и дон Хениго де Беландия, рыцарь и командор ордена Святого Иоанна[160], а также генерал и главнокомандующий артиллерией Милана — могущественного и знаменитого итальянского города, где императоры Священной Римской империи продолжали короновать королей Ломбардских. А также дон Николас де Кордога, рыцарь ордена Сантьяго, полковник от инфантерии[161] и генерал Армии; дон Хосе де Борха, рыцарь ордена Монтезы[162], капитан кавалерии; дон Диего де Фонсека, капитан от инфантерии; дон Хосе де Кордоба, рыцарь ордена Калатравы[163] и также капитан от инфантерии; дон Хосе де Эскобедо, назначенный на галеоны; дон Антонио де Роблес, рыцарь ордена Сантьяго, капитан кавалерии, и наконец сержант-майор Габриэль де Сифра.
Вместе с бароном Ватевиллем, сеньором Бро, аббатом де Болме, а также Вирджинио Ваалем — братом ордена Святого Иоанна, сержант-майором и полковником, здесь также были барон де Сен-Морис, полковник от немецкой инфантерии, и дон Фернандо де Лухан виконт де Сен-Map — капитан стражи правителя Милана. Пожаловали дон Франциско де Салазар, сын графа Салазара, и дон Хуан Антонио Абурто[164] — оба блистательные капитаны кавалерии, а также маркиз де Рисбург, полковник от валлонской[165] инфантерии.
Прибыли полковник от немецкой инфантерии барон де Вик, граф д'Утрехт, маркиз Арпано, граф Эреди и полковник кавалерии дон Альфонсо Перез де Лос Риос. Герцога де Верагуа сопровождали рыцарь ордена Калатравы, капитан от инфантерии дон Луис де Аларкон и дон Хуан де Ватевилль, маркиз де Конфлан, а также полковник кавалерийских частей граф де Бассолен. Дополняли великолепный сонм многочисленные представители дворянства горных баскских провинций Испании — Наварры, Бискайи, Гипускоа и Араба[166]. По словам испанского хроникера, «знатные баски, наряду с дворянами и простолюдинами Франции добавили зрелищу еще больше пышности».
Все возглавляющие кавалерию принцы прибыли к церкви верхом и теперь, красуясь, гарцевали, восхищая всех талантом наездника и великолепием нарядов. Дон Карлос д'Эсте, маркиз де Бургомайн, выделялся особенно, поскольку носил орден рыцаря Золотого руна. Не менее яркой фигурой были Хениго де Беландия, рыцарь и командор ордена Святого Иоанна, и дон Педро д'Арагон, капитан бургундской стражи. Они напоминали Великих герцогов Запада[167], которые, мечтая воскресить легендарное королевство Лотаря[168], простиравшееся от севера до юга, ослепляли Европу великолепием и щедростью и находились в родстве как с Габсбургами, так и с королями Испании.
Орден Золотого руна представлял собой цепь из перемежающихся золотых звеньев в виде пластинок, на которых изображены золотые огнива, исторгающие языки пламени в форме буквы «В», что означало «Бургундия». К центральному звену цепи или же на широкую алую ленту подвешивали золотого барашка.
На паперти и у входа в церковь уже толкались охваченные волнением люди, одни протискивались внутрь, другие стояли в проходе, чтобы посмотреть, как в церковь будут входить король и инфанта, некоторые, напротив, пробирались к выходу, пытаясь отыскать знакомых.
Беспокойная толпа зевак разлучила Анжелику и Мадемуазель, к которой неожиданно подошли два гордых идальго, разыскивающих «родственницу месье Лене», и весьма почтительно проводили ее внутрь храма.
Ожидание затянулось.
Скучающие священники беседовали с француженками, и мадам де Моттвиль не раз ужаснулась речам, которые они вели, пользуясь царившим в храме полумраком.
«Perdone. Déjeme pasar»[169], — неожиданно произнес по-испански чей-то хриплый голос позади Анжелики. Она оглянулась и, посмотрев вниз, увидела рядом престранное создание. Это была карлица с невероятно уродливым лицом, настолько маленькая и полная, что казалась квадратной. Ее пухленькая рука сжимала ошейник черной борзой. Следом шел карлик в яркой, как и у его спутницы, одежде, толстощекий, с хитрой физиономией, при виде которой каждому хотелось смеяться.
Толпа раздвинулась, пропуская маленьких людей и собаку.
— Это карлица инфанты и ее шут Томасини, — произнес кто-то. — Кажется, она забирает их с собой во Францию.
— И зачем ей эти уроды? Во Франции у нее найдутся другие поводы для смеха.
— Она утверждает, что только ее карлица умеет готовить шоколад с корицей.
Наконец, за Анжеликой пришел сам Лене. Анна Австрийская поручила заботу о Мадемуазель и ее свите поверенному принца Конде, с которым возобновила старую дружбу, связывавшую их еще до Фронды.
Дворцы испанского короля и его дочери находились недалеко от церкви, но, чтобы до нее добраться, пришлось бы несколько раз подниматься в гору. Так что Их Величества поехали в карете. Инфанта сидела по левую руку от отца.
Словно рябь по водной глади, по толпе пробежала волнительная дрожь предвкушения встречи с монаршей семьей, а когда король Испании вышел из кареты, то шепот восхищения перерос в рев обожания.
В честь важного события поля шляпы Филиппа IV удерживали две самые впечатляющие драгоценности из сокровищ короны: исключительно крупный бриллиант, названный «Зеркалом Португалии»[170], и жемчужина, единственная в своем роде по форме, величине и перламутровому блеску — «Пелегрина»[171].
Мадемуазель прошептала на ухо Анжелике:
— Это означает «Паломница» на испанском…
Филипп IV, бледный как смерть, шел по главному нефу. Хор пел «Те Deum».
Инфанта следовала за отцом одна, одетая в белое атласное платье с богатой вышивкой. Но «страж инфанты» так искажал ее фигуру, что французам не удавалось составить верное суждение о внешности своей будущей королевы. Ее главная камер-дама, графиня де Приего, несла шлейф этого внушительных размеров одеяния.
