— Твоими вассалами, да… — Днем раньше Рэннальф взорвался бы, но теперь промолчал. Зная теперь, как она может влиять на мужчин, он лишь сказал тихо:
— Они — мои вассалы… пока я жив, и все! Не забывай об этом!
Кэтрин опустила глаза и покраснела, не желая новой ссоры. Рэннальф слишком хорошо помнил, что она сказала прошлой ночью. Если она снова охладеет к нему… Нужно говорить о королеве. Это отвлечет ее.
— Смерть королевы… — Рэннальф остановился и взглянул на толпу слуг и вассалов в зале. Они разговаривали, но все слышали. То, что он собирался сказать Кэтрин, лучше рассказать наедине. Служанкам наверху не надо напоминать дважды, чтобы они удалились, они уходят, прежде чем хозяин начнет говорить. Дверь была полуоткрыта, кто-то просил разрешения войти. — Войдите!
Белокурый юноша осторожно приоткрыл дверь.
— Мне жаль беспокоить тебя, отец, но мне нужно поговорить с тобой.
— Что случилось, Джеффри? — Он увидел, что его старший сын вопросительно указал на Кэтрин. — Говори. Пусть тебя не беспокоит присутствие леди Кэтрин.
— Могу я присесть?
— Садись, — Рэннальф понял, что разговор будет долгим. — В какую беду ты попал на этот раз?
— Я очень беспокоюсь.
— О чем? Это женщина или деньги? Отвечай!
— Ни то, ни другое. — Серьезные голубые глаза смело смотрели в серые глаза Рэннальфа. — Я не знаю никого, кроме тебя, кто мог бы мне сказать правду. Я пришел, чтобы ты ответил на мои вопросы. Почему я должен ненавидеть Генриха Анжуйского?
Рэннальф нахмурился.
— Кто тебе сказал такое? Я, что ли?
— Ты никогда не говорил мне, чтобы я ненавидел кого-либо. Однако говорят, что ты ненавидишь его. Я и сам понимаю, что ты против него. Почему?
— Я не ненавижу его как человека, — медленно ответил Рэннальф, — но я нахожусь в оппозиции к нему по двум причинам. Первая тебе известна: я присягнул Стефану Блуасскому. Генрих собирается отнять у него трон, и я должен воспрепятствовать этому. Другую причину объяснить труднее, так как это касается формы управления страной. Бароны должны иметь возможность решать важные вопросы. Дедушка Генриха полагал, что все должен решать один король. Мнение Генриха совпадает с мнением дедушки, а я не хочу, чтобы такой человек стал королем.
— Но, папа, разве человек в одиночку может решить такие вопросы? Первый Генрих сосредоточил всю власть в своих руках. А этот Генрих, став королем в стране, где бароны очень могущественны, не сможет сделать то же самое. Имеет ли право кто-нибудь решать, кто будет королем? Разве это право не принадлежит Богу? Может быть, Генрих на верном пути?
— Что это значит, сын?! — взорвался Рэннальф. — Ты хочешь сказать, что желаешь поступать не по моим правилам? Ты действительно веришь, что Анжуец достоин быть королем? Или боишься за свое наследство?
Юноша подпрыгнул, как будто его ударили.
— Нет, отец! — Он встал перед Рэннальфом на колени. — Ты знаешь, я не это имел в виду. Я последую за тобой, даже если у тебя не будет ни земель, ни дома, даже если я буду считать, что ты не прав.
Рэннальф рассеянно потрепал сына по голове.
— Только Бог всегда прав,. Все люди ошибаются. Я не могу дать тебе ответа, так как не уверен, что ответ существует. Конечно, время, в которое мы живем, не самое лучшее. Во времена Генриха I был хоть какой-то мир. Возможно, такой мир лучше сегодняшней смуты. Король — всего лишь человек, он тоже может ошибаться. Мой дорогой сын, прекрасно, что ты задумываешься над этими вопросами.
— Отец, скажи, что мне делать?
Рэннальфу почудился детский крик — обращение к всезнающему отцу, и он отозвался на этот крик. Он помнил, как держал Джеффри на руках, как учил ездить верхом и обращаться с мечом, как отвечал на его вопросы о добре и зле. Желание дать немедленный ответ, защитить своего ребенка от боли было таким сильным, что глаза Рэннальфа наполнились слезами.
— Я не могу ничего ответить тебе. Боже мой, я не знаю, что мне самому думать! Могу лишь сказать тебе, как поступить, потому что я дал клятву Стефану перед Богом и должен ее выполнить. Для меня нет другого пути. Пока Стефан жив, я буду ему предан.
Джеффри поднял голову, его глаза сияли, в них были обожание и благодарность.
— Мне этого достаточно, отец. Так и должно быть. раз ты дал обет чести. Могу я еще спросить?
— Можешь спрашивать обо всем.
— Почему Юстас ненавидит тебя? Это шептали за моей спиной. Граф Лестер громко говорил об этом сегодня, он сказал, что Юстас обвиняет тебя в измене. Это, конечно, ложь, но почему он порочит тебя?
— Причина кроется в том, что он обвиняет меня за поражение при Дурели и Девайзесе. Тебя это беспокоит, Джеффри?
— Нет. Я разобрался с теми, кто осмеливался говорить в моем присутствии. — Его голубые глаза были ясными и доверчивыми. — Это не имеет значения, отец. Иногда даже лень сражаться с теми, кто обвиняет тебя.
Рэннальф гордился сыном. Поцелуй отца Джеффри воспринял как завершение разговора. Он повернулся, сердечно откланялся и вышел.
Тут же подошла Кэтрин и заняла освободившееся место. Она взяла руки мужа в свои и почувствовала, что они дрожат.
— Молю Бога, — прошептала она, — чтобы он подарил тебе сына. Прав ты или нет в государственных вопросах, но, несомненно, никто лучше тебя не воспитывает детей. Лучшего отца не найти.
Рэннальф с горечью возразил:
— Моя гордость и честь могут стоить этому мальчику земель. О, Боже, что мне делать? Стефан любит меня, но я не могу притворяться. Он слабый человек. Сейчас, когда умерла Мод, его будет заносить в разные стороны, подобно мертвым осенним листьям. На него может повлиять каждый. Кто там у двери?
— Я, Рэннальф, — ответил Лестер. — Прости мое вторжение, я должен рассказать тебе что-то очень важное. Почему ты выглядишь таким усталым?
— Боюсь, что стал чувствовать свой возраст.
— Чепуха. Мой возраст приближается к твоему, и это совершенно меня не беспокоит. Возможно, ты стал хуже себя чувствовать, но это не удивительно, если учесть, что тебе пришлось вынести за последние два года. Благодарю вас, леди Соук, не нужно вина. Извини, Рэннальф, но мне придется сказать тебе неприятные вещи.
— Ты это можешь! — криво усмехнувшись, сказал Рэннальф.
— Сейчас не время смеяться.
— Почему бы и нет? Если я не буду смеяться, мне придется плакать. Может, лучше смеяться? — Рэннальф взял кубок с вином из рук Кэтрин. Он обернулся к Лестеру. — Ну, хорошо, ты хочешь, чтобы я был серьезным — я серьезен.
— Это достаточно важный вопрос. Пока Мод была жива, ее влияние все смягчало. Теперь Юстас попытается занять место матери.
Рэннальф засмеялся.
— Какие удивительные новости!
— Тебе приходило в голову, что Мод терпеливо относилась к поведению Стефана, а Юстас вряд ли будет таким? Стефану немного осталось.
