— Я простил тебя, когда ты поклялся служить мне.
— Правда? — спросил Рэннальф с надеждой.
— Разве я чудовище? Неужели я сегодня буду обнимать человека, чтобы повесить его завтра?
— Тогда почему я не получил документа, подтверждающего ваше прощение?
Генрих засмеялся.
— Может быть, ты объяснишь мне, как я должен был его сформулировать. Ведь ты служил королю Англии. Это поставило бы меня в нелепое положение. Оставаясь королем, Стефан не может править страной, поэтому я готов исполнить этот высокий долг.
Он не лукавил. Задумавшись, Рэннальф споткнулся и чуть не упал. Генрих поддержал его сильной рукой.
— Я иду не в ногу с тобой, — сказал он. Хорошо, что такой человек, как Соук, полностью осознал свою вину. Он приобрел верного и волевого соратника, рабочую лошадь из прекраснейшего рода, и совершенно даром, лишь слегка потрепав нервы Рэннальфа.
— Я всегда смотрю вперед, — сказал Генрих. — Из-за случайно оброненного слова или непонимания я не желаю сражаться со своими баронами. Это ужасно, когда страна разорена войной. Певерель Нотингемский, Хьюго Бигод и граф Линкольн — люди, о которых я не хочу говорить. Их нельзя унять.
Я надеюсь, что ты будешь сдерживать их посягательства там, где их земли граничат с твоими. Займи их. Пусть они не беспокоят меня.
Рэннальф остановился и удивленно посмотрел на Генриха.
— Значит, эти земли все еще мои? Я посылал вам свои права на наследование, но их не возвратили.
— Не возвратили? — выдохнул Генрих с хорошо разыгранным удивлением. — Но я отдал приказ, чтобы их отослали тебе в Лондон после приезда. Я хотел испытать тебя. Конечно, земли твои. Мне не нужен нищий вассал.
— Моя жена считает, что вам нужна моя голова. Генрих расхохотался.
— Еще один раб женских капризов. Тебе и Херефорду следует объединиться. Иди и выпей с ним вина, он печален и подавлен все эти дни. Ты должен разубедить свою жену.
— Вы не знаете Кэтрин, — ответил Рэннальф. — Если она считает, что ее владения могут пострадать, она соберет своих вассалов и поведет их на Уайт Тауэр.
— Иди и по крайней мере позволь мне разыскать твои грамоты, чтобы ты не обвинял меня, если они будут утеряны, — улыбнулся Генрих.
* * *
У Кэтрин, конечно, не было таких намерений. Ей удалось скрыть от Джеффри, который болтал без умолку, расхваливая нового короля, в каком ужасе она была. Отослав его, она села, опустив руки на колени, собираясь с силами для последней битвы.
Она очень удивилась, увидев Раннальфа, который мчался к ней, перепрыгивая через ступеньки, забыв о своем недуге. Он ворвался в комнату, сжимая в руке свиток, на котором стояла большая королевская печать.
— Смотри! — кричал он. — Эти бумаги подтверждают мои права на северо-восточные земли! Я ни о чем не просил его! Я даже не смел надеяться.
— Великолепно, милорд.
— Он даже лучше, чем я предполагал. Он ценит честь и достоинство.
— Я правильно поняла тебя, Рэннальф? — прервала его Кэтрин, видя, что он проговорит всю ночь о вещах, ничего не значащих для нее в данную минуту. — Опасность миновала?
— Мы в безопасности, насколько это возможно в таком несовершенном мире, — радостно ответил он.
— Все получилось так, как ты хотел?
— Да, — сказал он на этот раз с сомнением, обеспокоенный ее холодным тоном, — все, как я хотел.
Кэтрин молчала, размышляя, стоит ли вновь обуздывать свою гордость и пытаться разрушить стену между ними.
— Нет, не все, — горько сказала она. — Я тебе в тягость. Отпусти меня в Берн или еще куда-нибудь, где я смогу жить в мире.
— Кэтрин, не держи на меня зла. Ты оскорбила меня. Я был в ярости и не смог справиться с собой. Прости, что я ударил тебя.
— Меня не это беспокоит! — крикнула она. — Ты хочешь беспомощное неразумное существо в жены или чтобы у тебя совсем не было жены? Если бы я могла быть такой, но я другая. Ты будешь любить меня, Рэннальф, если я поклянусь, что больше никогда не буду ни во что вмешиваться? Хочешь, я подпишу бумаги и откажусь управлять своими вассалами? Прикажи мне, что делать, и я все сделаю. Только верни мне твою любовь! — последние слова она произнесла почти шепотом, не в силах сдерживать подступающие слезы.
— Кэтрин! — Он нежно обнял ее. — Я не хочу, чтобы ты была другой. За одно твое слово я отдал бы все — имя, честь, жизнь. Но тогда я возненавидел бы тебя и себя. Так жить невозможно. Я избегал соблазна быть с тобой рядом, потому что слишком сильно тебя люблю.
— Ты не мог сказать об этом раньше?
— Я хотел уменьшить твои страдания.
— Ты никогда не думал, какую боль причиняешь мне?
— У меня не было сил думать. — Он помолчал. — Послушай, Кэтрин, наконец заключен мир, теперь все будет по-другому. Давай и мы начнем заново.
— Ужасный человек, — прошептала она, — ты , не сможешь. При первом удобном случае ты снова заставишь меня бегать за тобой, умоляя сказать, что я сделала не правильно. Ты не оставляешь мне ни капли гордости, Рэннальф!
— Нет, я не должен бояться, что ты поддашься своим слабостям. Ты — единственная женщина, которую я когда-либо знал, чьим сердцем, разумом и душой я могу восхищаться. Ты единственная женщина из всех, кого я знаю, которая заслуживает такой любви, какую только может дать человек человеку.
Смеясь, Кэтрин бросилась в объятия мужа. Что за похвала жене! И тем не менее Рэннальф, несомненно, верил, что одарил ее высочайшим комплиментом, который он был в состоянии произнести. Рэннальф не мог понять, что же в этом смешного, однако Кэтрин была рядом, в его руках, теплая и благоухающая; она была счастлива, мир наконец был наполнен покоем и порядком, и Рэннальф вдруг ощутил себя во власти радостных и счастливых предчувствий. Он от души рассмеялся вместе с Кэтрин.
