— А что, если вы ошибаетесь?
— Не ошибаюсь. Ты зажигаешь огонь в моей крови, когда я держу тебя в объятиях. Но ты никогда ничего не узнаешь наверняка, если не попытаешься. — Не прикасаясь к ней, он провел языком по ее губам.
Их языки сплелись и пустились в пляс. Охватившее ее желание возрастало с каждой секундой.
— Твой поцелуй опалил меня словно огнем. — Хьюго улыбнулся.
— Обнимите меня, — попросила Люсинда.
Хьюго выполнил ее просьбу. Стал ласкать ее, покрывать поцелуями. Коснулся грудей. Люсинда ахнула.
— Снимите рубашку. Я хочу посмотреть на вас.
Он сорвал с себя рубашку, не расстегивая, через голову и стоял не двигаясь.
Бронзовый бог войны. Но в отличие от статуи этот воин-бог жил, дышал. От него исходило тепло. Люсинда с восторгом смотрела на него.
Затем указала на белую дугообразную полоску на груди:
— Что это?
— Удар саблей.
— А это? — Ее палец задержался на шраме размером с крону у него на боку.
Он вздохнул и пожал плечами:
— Пуля задела.
— Вас могли убить.
— Да. — Он выгнул бровь. — Прикоснись ко мне, если хочешь.
Она облизнула губы и посмотрела на вертикальную линию темных волос, разделявшую его живот. Распластала ладони на его груди, ощутила, как соски затвердели под ее руками. Из груди его вырвался гортанный стон.
Она отпрянула.
— Умоляю, не останавливайся, — проговорил он. — Это такое наслаждение!
Она погладила его плечи.
Он обнял ее и стал поглаживать спину ритмическими кругами, ласкал ее грудь, пока соски ее не защипало, и они не запылали от жажды его прикосновений.
Дрожащими пальцами она исследовала контуры его мышц, руки, напрягшиеся под ее руками, его горячий плоский живот. Он с шумом втянул в себя воздух, когда она провела пальцем по линии волос к его ремню.
— Полежи со мной, Люсинда, — прошептал он ей в волосы.
— Да. — Неужели она произнесла это вслух?
Наверное, сказала, потому что одним плавным движением он положил ее на огромную кровать и вытянулся рядом.
Хьюго наклонил голову, и она подставила ему губы для поцелуя.
Он обхватил ее грудь. Люсинда насторожилась.
— Не бойся, больно не будет. Если не понравится, скажешь. Я остановлюсь.
Люсинда едва заметно кивнула.
Он поцеловал ее в уголок рта, в щеку, в подбородок, опуская голову все ниже.
Он прижался губами к ее груди сквозь сорочку. Она впилась пальцами ему в плечи.
— Ах, дорогая, — сказал он с вздохом, — не нужно молча терпеть меня. Скажи, чего ты хочешь.
— Мне нравится, — выдохнула Люсинда.
— Атак? — Он опустил голову еще ниже и провел языком по ее соску.
— Да, — прошептала она. Желание достигло своего апогея.
Ее тело превратилось в инструмент, на котором он мог играть, извлекая из его глубин чарующую музыку. Люсинда забыла обо всем на свете.
Его руки скользили по ее телу, трогали, ласкали и вызывали невообразимую сладость, шепча песню на ее коленях, и, наконец, они скользнули между ее ног.
Он поднял голову. Она разочарованно вздохнула.
— Ты меня убиваешь. Я хочу видеть тебя всю, — прошептал Хьюго и потянул кверху подол ее сорочки. Люсинда приподнялась, чтобы помочь ему полностью раздеть ее.
— Красавица. — Хьюго с благоговением смотрел на нее.
— Какая я красавица? Нос большой, подбородок квадратный, и вообще меня слишком много.
— Ты великолепна.
— Со зрением у меня все в порядке, милорд. Когда я смотрю в зеркало, вижу то, что видят все остальные.
Хьюго не сводил с нее глаз.
— Какие бедра, — прошептал он и даже застонал, представив себе, как эти бедра обхватят его.
— Мне бы тоже хотелось видеть вас всего, — хриплым шепотом, проговорила Люсинда. Хьюго поморщился.
— Боюсь, я представляю собой не очень-то красивое зрелище. — И он усмехнулся.
Люсинда протянула руку к его панталонам и нащупала пуговицу.
— Меня не испугает то, что я увижу.
— Дай мне снять сапоги, — сказал он, повернулся и сел, спустив ноги.
Люсинда очарованно смотрела, как он стягиваем облегающие панталоны со своих крепких узких бедер и мускулистых ног. Ей не следовало смотреть на него в этот момент, но это было выше ее сил.
Хьюго повернулся к ней. Его возбужденный жезл был огромным.
У Люсинды перехватило дыхание. Она отодвинулась.
Он стал на кровати на коленях, взял ее за руку и запечатлел на ее ладони поцелуй.
— Вот что сделала со мной твоя страсть. Я не причиню тебе боли, если буду осторожен. И если ты готова меня принять. Ты не фригидна, — продолжал он, — ты горячая, влажная, и ты готова. Докажи это самой себе. Позволь мне войти в тебя.
Искушение велико. Если она не согласится, то никогда ничего не узнает наверняка. — Да. Он запечатлел на ее губах страстный поцелуй.
— Вот еще что, дорогая.
Хьюго выдвинул ящичек стола, стоявшего у кровати, достал прозрачный пакетик и вынул из него что-то похожее на палец перчатки.
Люсинда отпрянула.
— Что это?
— Чтобы ты не забеременела.
Он улыбнулся, заметив ее недоумевающий взгляд.
Может ли она довериться ему? Она кивнула.
Он натянул неизвестный ей предмет на свой жезл и завязал бантиком узкую красную ленточку у самого основания.
— Как красиво! — Люсинда рассмеялась.
Хьюго поцеловал ее, коленом раздвинул ей ноги, и Люсинда снова почувствовала желание.
Его палец проскользнул в нее, ей это понравилось, но этого было недостаточно. И, наконец, его жезл уткнулся в нее.
Хьюго продолжал ласкать ее. Люсинда приподнялась, требуя большего.
Хьюго убрал палец. Она протестующе вскрикнула.
— Я не могу больше сдерживаться, — прошептал он. — Впусти меня.
«Верь ему», — сказало ей сердце.
— Да, — ответила она. — Пожалуйста. Поскорее, пока я не передумала.
Кровь прилила к его чреслам, опустошила разум, побуждая его зарыться в ее влажное горячее лоно по самую рукоять. Рассудок боролся в нем с требованием похоти и одержал верх. С этой женщиной все должно быть правильно. С его женщиной.
Он наклонился, чтобы испить сладость ее губ. Она ответила с таким пылом, что губы его обожгло. Ее великолепные груди прижимались к нему, моля о поцелуях. Он зарылся лицом в теплую аллею между ними, наполнил ими ладони. Ее страстные стоны казались ему ангельским пением.
Он осторожно вошел в нее. Вперед, требовало его тело. Не торопись, требовал рассудок. Он стиснул челюсти, замер и посмотрел ей в лицо.
Ее глаза широко раскрылись, потом стали ясными, как полуночное небо в горах Испании. Она обхватила его ногами и втянула в свой рай. Он проникал глубже с каждым толчком. Ни одна женщина не поощряла его с такой сладостью, никогда не вызывала у него такого возбуждения. Ее ладони гладили его плечи, ногти впились ему в спину, и она приподняла бедра ему навстречу. Крики наслаждения, издаваемые ею, были самыми сладкими звуками в мире.
