— Думаю, нет, — усмехнулась неглупая девушка. — На мой взгляд, именно тот, кто тратит все свои силы и время на бессмысленные усилия для собственного возвеличивания над остальным народом, на самом деле оказывается не просто одиноким, но и глубоко несчастным человеком. Он лишен человеческого тепла, любви, общения. Кроме того, его необоснованные амбиции, как правило, говорят о внутренней трусости и неуверенности в себе. Такие люди добиваются признания у мира, поскольку не в состоянии сами признать себя личностью, состоявшейся во всех отношениях.
— Я смотрю, ты, милашка, не только красива, но и отнюдь не глупа, — удивленно протянул Фернандо, не ожидавший от юной девушки столь здравомыслящих речей. — Стоит признать, Анжелика Пишоне прислала мне очень даже неплохой подарок! Надо будет ее по достоинству вознаградить, когда она приедет в Ласток на Новый год.
— О каком подарке вы ведете речь? — немного побледнела Эли, заподозрив что-то неладное.
— Я говорю о тебе, красотка, — вальяжно развалившись в кресле, заявил испанец. Он с видимым удовольствием закурил трубку, намеренно выпуская дым в сторону девушки.
— Боюсь, вы, синьор Карерас, неверно поняли послание мадемуазель Пишоне, — в черных глазах Эльнары читалась тревога. — Мы с Султаном спешно прибыли в Ласток по предложению мадемуазель Пишоне. Она получила ваше письмо, в котором вы сообщали, что по поручению короля Генриха собираете группу людей, владеющих латинским языком, для срочной государственной службы. Узнав, что я хорошо говорю и пишу на латыни, мадемуазель Пишоне любезно предложила мне попытать счастья, обратившись к вам для получения соответствующих рекомендаций.
— К счастью, король Генрих даже не подозревает о существовании моей скромной особы, — загадочно произнес Фернандо, а потом весело рассмеялся. — А потому вся история с предстоящей Ланшерону войной и государственной службой есть не что иное, как плод буйного воображения моей подружки — неугомонной Анжелики Пишоне. Она всегда была отъявленной проказницей, и даже годы ничуть не изменили ее.
— Выходит, мадемуазель Пишоне подло обманула меня, но зачем? — прошептала потрясенная девушка.
— Чтобы сделать мне приятное, — нагло сказал испанец. Он обошел стол и приблизился к Эли: — Помнится, ты говорила, что настоящая жизнь невозможна без любви? Что ж, красотка, я готов согласиться с тобой в этом вопросе, — рука Карераса потянулась к изящной девичьей шее.
Эльнара отшатнулась, но вдруг испуганно вскрикнула: дверь столовой распахнулась, и в комнату проворно вбежала маленькая обезьянка. Она была одета в коротенькое ярко-красное платье, а на голове у нее красовалась кокетливая черная шляпка, перетянутая алой шелковой лентой. С любопытством озираясь по сторонам, обезьяна ловко вскочила на стол и уставилась на девушку. Карерас поощрительно улыбнулся ей, а затем, обращаясь к животному, серьезным тоном сказал:
— Рад тебя видеть, Кико! Нравится ли тебе мой выбор? — с силой надавив на тонкие девичьи плечи, испанец развернул ошеломленную Эли лицом к обезьяне.
Сделав вращательное движение хвостом, обезьянка бесцеремонно вскочила на плечо Эльнары. Фернандо громко расхохотался:
— Я вижу, Кико, наши вкусы вновь совпали! Молодец, детка! — Прижав девушку к краю стола, он страстно прошептал: — Вот с кого тебе нужно брать пример, моя очаровательная дикарочка!
Эльнара хотела дать наглецу пощечину, но едва занесла руку, как вдруг почувствовала, что ее кто-то резко перехватил, а в следующее мгновение у Эли чуть искры не посыпались из глаз от сильного удара по щеке на удивление тяжелой обезьяньей лапой. Погладив животное по голове, испанец насмешливо усмехнулся:
— Единственное существо на всей грешной земле, которое меня действительно по-настоящему любит, — это чудное животное! По своему разуму эта славная обезьянка мало чем уступает человеку, а некоторых представителей рода человеческого оно, пожалуй, еще и во многом превосходит. Кико очень привязана ко мне, и плохо придется тому, кто посмеет обидеть ее хозяина. Имей в виду, удар по щеке — это ее первое предупреждение. А второго может и не быть. Если Кико, моя капризная, взбалмошная девочка, вдруг разозлится, она безо всяких предупреждений набросится и раздерет все лицо тому, кто осмелится не угодить хозяину. Думаю, будет обидно, если это миленькое личико будет навсегда обезображено уродливым рубцом, не так ли? — холодными пальцами испанец легко коснулся лица Эли, пылающего от негодования. Он еще сильнее прижал девушку к столу и наклонился к ее манящим вишневым губам, отчего ей пришлось слегка откинуться назад.
Не обращая внимания на слугу, продолжавшего стоять в столовой, Карерас повалил девушку на прохладную поверхность длинного стола, одновременно пытаясь задрать подол ее легкого платья. Довольная происходящим действом, обезьяна тем временем вскочила на девичью грудь, не позволяя Эли приподняться со стола, дабы как-то защитить себя. Жадные руки Фернандо уже добрались до беленьких женских рейтуз, соблазнительно облегавших стройные бедра. Дрожащий от нетерпения испанец одной рукой пытался стянуть с девушки ее нижнее белье, а другой — пытался освободиться от собственного. Воспользовавшись этой краткой заминкой, Эльнара изловчилась и пнула подлого насильника прямо в пах. Карерас взвыл от боли. Кико, обращенная до того мгновения к нему спиной, удивленно повернулась в сторону хозяина. Набрав в легкие побольше воздуха, Эли резко вскочила на стол и сбросила с себя наглую обезьяну. Добежав до противоположного края крепкого дубового стола, она схватила в обе руки два огромных ножа, которыми слуга разделывал для господина поросенка, запеченного в сметанном соусе. Растерявшийся от неожиданности лакей, вытянув длинные руки вдоль тела, вытаращил глаза, но остался стоять на месте, словно столб. Демонстративно помахав в воздухе одним из ножей, Эльнара с явным вызовом в голосе произнесла:
— Вы все еще желаете овладеть мной, достопочтенный синьор Карерас? Или, может быть, хотите мне что-нибудь сказать?
Оправившийся от шока, но не от боли, Фернандо с ненавистью взглянул в ее сторону. Маленькая хрупкая фигурка Эли возвышалась на дубовом столе посреди изящного и очень дорогого столового набора, С видом победительницы она взирала на Карераса. Ее глаза на порозовевшем от пережитого волнения лице сверкали от негодования. Несмотря на жуткую боль, страстный испанец вновь испытал огромное желание овладеть ею. Будто угадав его тайные мысли, Эли угрожающим тоном сказала:
— Только посмей приблизиться ко мне, подлый негодяй, я, не задумываясь, отправлю на тот свет и тебя, и твою мерзкую обезьяну. Немедленно отвечай, где мой друг, а не то…