— Но я не хочу быть осторожной! — воскликнула она с неожиданным жаром.
Рено улыбнулся, глядя на нее с высоты своего роста.
— Я надеюсь, что в некоторых вещах ты и не будешь осторожной.
Она притянула к себе его голову, их губы слились. Прошло некоторое время, прежде чем они продолжили свой путь.
В гостиной сидели только Маделейн и Генри. Кузина Рено подняла взгляд, увидела, что они сами не свои, и поджала губы, но ничего не сказала. Когда наконец она заговорила, ее взгляд был направлен куда-то поверх их голов.
— Ужин подадут через полчаса.
— Мы поужинаем у себя в спальне. — Голос Рено был ровен, но в нем чувствовалась легкая ирония.
Женщина подняла брови:
— Как угодно.
— Да, нам так угодно. Мы желаем вам спокойной ночи. Извинитесь за нас перед остальными.
Не дожидаясь ответа, они отправились в спальню.
На каминной доске в хрустальных позолоченных подсвечниках горели свечи. Рено зажег еще и свечи на туалетном столике, и Элиз внезапно охватило смущение. Здесь, в доме, в ярком свете свечей, ей стало стыдно за свой недавний пыл.
Рено улыбнулся, пламя свечей отражалось в его глазах.
— Жаль, что я не догадался отказаться от ужина.
— Отчего же?
— Мне бы хотелось раздеть тебя сейчас, сию же минуту и начать все сначала.
Элиз почувствовала, что мучительно краснеет, и опустила глаза.
— В самом деле…
— Я — как человек, долго страдавший от жажды. Никак не могу напиться.
А ведь совсем недавно она считала его бесчувственным! Теперь такая мысль казалась смешной. Медленная улыбка тронула ее губы.
— По-твоему, я такая же пресная, как вода?
— Как раз такая, как нужно!
Рено вдруг схватил Элиз в объятия и приподнял, так что ее юбки обвились вокруг них обоих. Их губы встретились, и он замер, а потом вновь опустил ее на пол и, наклонив голову, коснулся лбом ее лба.
— А может быть, и лучше, что я не отказался от ужина. Нам нужно поддержать свои силы.
— Да, — прошептала она, — особенно тебе, после такого изнурительного плавания.
— Колдунья! — произнес он, смеясь. — Это все из-за тебя.
— Из-за меня? — Она хотела обиженно отступить назад, но он ее не отпустил.
— Как же еще я мог выполнить свое обещание, если бы не изнурял себя, прежде чем лечь с тобой в постель?
— Ну, тогда… — Элиз смущенно теребила край его рубашки, касаясь пальцами груди.
Он взял ее за руку и прижал к губам.
— Веди себя хорошо, если хочешь есть.
— Рено…
— Да, любовь моя?
Элиз взглянула на него своими янтарно-карими глазами, затем вновь опустила взгляд.
— Ты бы бросил нас в беде, если бы я не согласилась на твои условия?
— Других — возможно, но тебя никогда.
— Ты бы позволил им погибнуть?
Рено почувствовал, что тело Элиз напряглось, и сильнее прижал ее к себе.
— Я не сомневаюсь, что они могли бы спастись и без моей помощи.
— Некоторые пытались и потерпели неудачу — как те четверо, которых убили на реке. Но ты же прекрасно понимаешь, что если бы они отправились одни, я пошла бы с ними.
— Если бы я не украл тебя.
— Что?
— Неужели ты думаешь, что я оставил бы тебя на милость Паскаля? А если бы ваша попытка потерпела неудачу, ты могла бы попасть в рабство.
— И что же, ты бы силой привез меня сюда? Или сделал бы меня своей рабыней в начезской деревне?
Рено нахмурился, услышав нотки раздражения в ее голосе, но ответил без обиняков:
— Пожалуй, я предпочел бы деревню. Мне совсем не нужно было скрываться и бежать, все дело в нашей сделке.
— Но ты говорил… Я думала, что ты в любом случае направлялся в земли начеточе.
Рено пожал плечами:
— В этом не было никакой срочной необходимости.
Элиз снова попыталась вырваться и была поражена тем, что он так легко отпустил ее.
— Я не верю тебе! Ты в самом деле сделал бы меня рабыней?
— Эта идея была в некотором смысле привлекательной.
— Не сомневаюсь, — сказала она, сверкая глазами. — А как же мадам Дусе? Вряд ли Паскаль взял бы с собой такую обузу. Ты бы захватил и ее тоже?
— Положа руку на сердце, можешь ли ты утверждать, что ей здесь лучше, чем там, где она была бы рядом с дочерью и внуком? Тяготы рабства не тяжелее тех, которые она перенесла в пути.
— Не знаю, я ведь никогда не была в рабстве, — резко ответила Элиз. — Но когда я думаю, что ты мог бросить в беде своих соотечественников — Генри, Сан-Аманта, Паскаля, — мне становится нехорошо.
Рено снова пожал плечами:
— Здесь дикие края. Мужчины должны уметь заботиться о себе и о своих близких сами. Те, кто не в состоянии этого сделать, должны отсюда уехать. Что касается этих мужчин, то они просто поняли, что со мной у них больше шансов выжить.
Его доводы звучали достаточно убедительно. Элиз подошла к свече и, протянув руки, стала греть внезапно озябшие пальцы.
— Может быть, ты и прав, не знаю. И все же, если ты мог с такой легкостью получить меня, зачем понадобилось это путешествие?
— Мне не хотелось ранить твою гордость, не хотелось брать тебя силой.
— Неужели? Я ведь оскорбила тебя.
— И озадачила своей сложностью. Ты и сейчас продолжаешь быть для меня загадкой.
— Как чудесно, что мы не зря проделали весь этот путь!
Игнорируя легкий сарказм, слышавшийся в ее словах, он тихо сказал:
— Да, чудесно.
Она взглянула на него с упреком. Рено быстро подошел к ней, взял ее руки в свои и прижал к груди.
— Зачем ты себя мучаешь, милая? — Он коснулся губами ее волос. — Что плохого в том, что ты стала моей? Ты презираешь меня за то, что я стремился к этому? Но ведь я же привел сюда вместе с тобой и остальных. Благодаря тебе они живы и здоровы. Что толку думать о том, что могло бы быть? Сомнения и страх источают душу.
Элиз, нахмурившись, взглянула на него.
— Ну почему ты такой рассудительный?
— Прости, уж какой есть.
Она вздохнула, коснувшись щекой его подбородка и закрывая глаза. Ей давно хотелось задать ему этот вопрос, и наконец она решилась:
— Что слышно о форте Сан-Жан-Баптист? Когда мы туда доберемся?
— Поговорим об этом через пару дней, когда уедет Пьер.
Она медленно кивнула. Его ответ мало что говорил ей, но все же она была удовлетворена. На самом деле ей вовсе не хотелось думать об отъезде, да и вообще ее теперешние желания были слишком противоречивыми.
В тишине утра обрушившиеся на дверь удары показались оглушительными. Элиз мгновенно проснулась и села в постели. Рено, мрачно нахмурившись, уже опустил ноги на пол и успел натянуть брюки, когда дверь распахнулась и в комнату ввалились мужчины.
Ночной сорочки на Элиз не было, и ей пришлось завернуться в простыню. В смущении и гневе смотрела она на Паскаля, Сан-Аманта и Генри.
