— Видишь, батюшка, мы спаслись, благодаря мужеству вот этих людей и бесстрашию мальчиков. Где можно спрятать солдат?
— Снесите их в угол, сын мой, утром они придут в себя. Однако вы их изрядно отделали, — добавил со смехом поп.
— Скорее, батюшка, покажи нам, как выбраться к Неве, где нас ждет лодка.
— Это здесь, — сказал старый поп, показывая на выкопанную могилу, — здесь, куда завтра будет навечно положен Петр Великий.
С этими словами старик повернул крест, и плита в глубине ямы поднялась, открыв лестницу.
— Батюшка, — прошептал князь, глядя на Флориса, — это ужасно, ужасно! Тебе не понять… Неужели нам придется бежать, пройдя через могилу царя!
— Ты ошибаешься, сын мой, я все понимаю, — говоря это, поп положил руку на кудрявую голову Флориса, — царь никогда не оставлял в беде тех, кого любил. Даже в смерти он спасает вас всех, а главное, тебя, драгоценное дитя! — добавил поп.
Беглецы спустились по узкой лестнице, а плита опустилась над их головами. Поп, держа в руке факел, светил им. Через некоторое время подземный ход разделился на два коридора.
— Ты видишь, князь? — сказал поп. — Один путь ведет к Неве, другой — в покои царевича.
Ромодановский был потрясен.
— Когда ты рассказал мне и Бутурлину о своем открытии, я не хотел тебе верить. А вот царь сразу понял, что ты говоришь правду.
— Был ли наказан убийца царевича?
— Да. Ему отрубили голову.
— Прекрасно, прекрасно! — с воодушевлением вскричал старик. — К несчастью, та, по вине которой все это случилось, отныне правит Россией. Ах, если бы я нашел этот подземный ход раньше… как и пожелтевшую записку, оброненную убийцей, где было начертано ее рукой: «Кинжал, Вильям, не яд!» И стояла подпись: «Екатерина»! — вот доказательство гнуснейшего злодеяния…
В подземелье стало уже совсем сыро. Издалека доносился плеск волн. Это бились о берег воды огромной, черной и зловещей Невы. Флорис невольно прижался к князю. Коридор заканчивался узким лазом. Беглецы втянули голову в плечи, потому что это мрачное место вызывало содрогание. Они уже стояли по колено в ледяной воде. Ромодановский, вынув свисток, трижды свистнул в него — ответом ему было уханье совы.
— Отлично, — произнес князь, — сейчас появятся мои люди.
Вскоре к маленькой группе безмолвно приблизился один из тех плотов, на которых перевозят бревна. На корме возвышалось нечто вроде шалаша, и Ромодановский помог своим спутникам разместиться там. Затем он обратился к Бутурлину:
— Если я не вернусь через полчаса, не ждите меня и отплывайте. Оставаться здесь опасно.
Флорис с Адрианом вцепились в руку своего друга.
— Ты идешь за мамой, Ромо? Мы без нее не уедем.
— Успокойтесь, — промолвил князь, — обещаю, что вы скоро увидитесь с ней.
Поп, проводив Ромодановского до разветвления подземного хода, сказал:
— Прощай, сын мой, мне надо возвращаться в склеп. Оттуда я выйду в собор. Не забудь, ты должен нажать на третий камень слева, чтобы сдвинуть камин.
Князь сердечно простился со стариком, а затем стал подниматься по подземному ходу к покоям царевича. Оказавшись перед стеной, он нащупал третий камень слева и в этот момент услышал крик, затем стоны. Сердце у него мучительно сжалось. Он спас детей благодаря самоотверженности матери — вместе с тем он прекрасно понимал, что именно собирается сделать Ментиков с Максимильеной. Достав из кармана маску, он закрыл лицо, чтобы Меншиков не смог его узнать; нажал на камень, приведя в действие секретный механизм, и стена повернулась. В одно мгновение Ромодановский оценил ситуацию — он увидел связанную Максимильену и Меншикова, готового надругаться над своей беззащитной жертвой.
Схватив с пола пистолет, он ударил его рукоятью по голове презренного негодяя, раскроив тому череп. Затем он вынул кинжал и разрезал путы Максимильены.
— Трусливая скотина! — проговорил сквозь зубы Ромодановский и только тут заметил, что Максимильена лишилась чувств. — Бедная девочка! — прошептал он.
Взяв меховой плащ Меньшикова, он закутал Максимильену, взял ее на руки и бегом устремился к подземному ходу.
— Дети мои любимые, дорогие мои сыновья!
Максимильена открыла глаза — она лежала на плоту в окружении своих друзей. Но видела она только два маленьких серьезных личика, склонившихся над ней. Обняв мальчиков, она осыпала их поцелуями.
— Я чуть не умерла в разлуке с вами.
Адриан и Флорис были бесконечно счастливы увидеть мать, но этот бурный всплеск радости оставался им не вполне понятен. Сами они ни на секунду не сомневались, что мама скоро к ним вернется.
— Успокойтесь же, дорогая мамочка! — сказал Адриан.
— Теперь мы снова вместе, и вам ничего не грозит. Мы с Адрианом защитим вас, — с решительным видом добавил Флорис.
Максимильена не смогла сдержать слез. Подняв глаза, она увидела, что Ромодановский и верные слуги с тревогой смотрят на нее.
— Друг мой, брат мой, — промолвила Максимильена, бросаясь в объятия князя.
— Ну, будет, будет! Успокойтесь, дорогая Максимильена!
— Ромо, вы не знаете, что мне пришлось пережить.
— Знаю, малышка, очень хорошо знаю, но теперь вам надо успокоиться. Вы должны быть счастливы: только благодаря вам я спас ваших детей и слуг. Я подоспел вовремя и оглушил Меншикова.
Максимильена содрогнулась.
— Он мертв?
— Не думаю. Чтобы убить подобную гадину, одного удара по голове мало.
Максимильена постепенно приходила в себя. Она протянула руки верным слугам.
— Спасибо вам, друзья, за заботу о моих мальчиках.
— Ах, госпожа графиня, — сказала Элиза, — скорее это они заботились о нас.
— Барыня, наши барчуки бесстрашнее львов.
— Ничто их не устрашило, — добавил Грегуар.
Блезуа и Мартина от избытка чувств не могли раскрыть рта.
— Ах, госпожа графиня, — промямлил наконец Блезуа, — какая передряга, какое чудесное спасение!
Ромодановский, вынув из кармана бутылку водки, сказал Максимильене:
— Выпейте, вам станет лучше. И вот вам мужицкая одежда, натяните ее на себя под плащом.
Спиртное взбодрило и согрело Максимильену. Она села, затем захотела подняться, но только тут заметила, что в тесном шалаше, где сгрудились все беглецы, выпрямиться невозможно. А князь добавил:
— Мне тоже следует переодеться, потому что рыбак в гвардейском мундире неизбежно привлечет к себе внимание.
— Госпожа графиня, — воскликнула Элиза, — цепи, должно быть, мешают вам. Позвольте мне помочь…
Максимильена печально улыбнулась.
