Сергей Минцлов - Гусарский монастырь

Он подошел к ручке Людмилы Марковны и, звякнув шпорами, поклонился стоявшей у обеденного стола Лене.

— Приехал осведомиться о вашем здоровье… — проговорил он, садясь на указанный ему старухою стул около ее кресла.

— Умен, батюшка… старых уважать надо! — ответила она, не сводя темных глаз своих с лица молодого гусара: оно так все и светилось счастьем. Людмила Марковна кинула взгляд на Леню и увидала тот же отсвет в глазах ее.

— Скоро приезда Степана Владимировича ждете?

— Со дня на день жду… — ответила Пентаурова, и завязался обычный, ничего не значащий разговор. Леня постояла, послушала и прошла в дом.

— Слыхала, заблудился ты вчера на охоте? — молвила старуха.

— Да; вообразите, так это вышло странно…

— Заблудиться не беда, а вот блудить худо! — выразительно сказала Людмила Марковна. — Заблудиться дворянину не в стыд, а наблудить только прохвосту к лицу!

— Совершенно верно! — спокойно согласился Светицкий.

Ответ его и полная убежденность, прозвучавшая в голосе, подкупили Пентаурову.

— Напрасно ко мне не зашел, — не так сурово продолжала она, — рада бы видеть тебя была! Дело есть до тебя: сам назвался, вот и терпи.

— Для вас все и всегда выполню с величайшим удовольствием! — ответил гусар.

— Притвори-ка дверь…

Светицкий встал и тщательно притворил дверь в зал.

— Что говорить сейчас с тобой будем — не хочу, чтоб кто-нибудь знал. Даже Леня! Понял?

Светицкий слегка поклонился.

— Помни же! Умру я скоро.

— Что вы, Людмила Марковна… — начал было обычную фразу Светицкий, но старуха досадливо отмахнулась рукой.

— Не пустословь, не с маленькой говоришь! — резко сказала она. — Ухожу — чувствую; дунет на меня что-нибудь, и отлечу, что лист с дерева осенью. Леня одна как перст останется, а она для меня и сын, и внук, и дочь — все в ней! И болит душа: некому доверить и поручить ее — дрянь все людишки. А тебе верю: молод ты, да в твои года люди честнее бывают! Будь же Лене братом: остереги, помоги ей, коли понадобится!

— Охотно! — воскликнул Светицкий.

— Честно поможешь? И сам худа ей никогда не сделаешь?

— Клянусь вам в том! — гусар перекрестился.

— Смотри: на дуэль тебя вызвать за нее будет некому, но есть Бог! Бойся, если он с тебя за нее ответа потребует!

— Всем святым клянусь, что все выполню, как вы хотите! — горячо сказал Светицкий.

Удовлетворение изобразилось на лице старухи.

— Ну, ну… верю… — совсем мягко сказала она. — Ты хоть и гусар, а душа у тебя чистая!

Дверь отворилась, и появилась с парою книжек в руках Леня.

— Я вам кое-что для чтения принесла, — сказала она, протягивая принесенное Светицкому. — Это «Гамлет» и «Король Лир» Шекспира во французском переводе!

— Ну, ну, займитесь… — сказала Пентаурова. — Тебе, чай, скучно со старухой сидеть?… Погуляйте, покажи, Леня, гостю библиотеку… А ты знай: по воскресеньям и четвергам тебя к обеду жду!

Светицкому захотелось закричать во все горло, перекувырнуться, пройтись колесом через весь дом. Он брякнул шпорами, еще раз поцеловал руку Людмилы Марковны и пошел вместе с Леней в дом.

— Что могла — сделала… — думала, прислушиваясь к их шагам, Пентаурова. — Что выйдет — Богу известно!

Часа через три лихая тройка во весь опор уносила счастливого Светицкого из баграмовского дома.

Когда изогнувшиеся в кольцо пристяжки вылетали из ворот, во двор входили двое порядочно запыленных путников с палками в руках. То были Стратилат и Агафон; оба они едва успели отскочить в стороны, и мимо них, что молния, мелькнули вороные кони, коляска и в ней молодой офицер в голубой венгерке.

— Кто такой? — проговорил Агафон, глядя на клубы пыли, в которой разом как бы утонули и коляска и кони.

— Господин Светицкий, Дмитрий Назарович, — отозвался Стратилат, знавший всех в городе, — барин первый сорт!

Куча собак, с громким лаем провожавшая коляску, набросилась на вошедших, и те, отбиваясь от них палками, остановились и стали оглядываться, не зная, к какой из служб идти.

— Вали к дому! — решил Стратилат. — Кто-нибудь да выйдет к нам!

Они направились к подъезду, и на нем действительно показалась горничная девушка.

Стратилат снял свою старую измятую шапчонку и, держа руку наотлет, раскланялся с вышедшей.

— Наше вам-с рязанское! — сказал он, остановившись у нижней ступеньки. — Барышню бы нам повидать требовалось?

— Барышню?! — удивилась горничная. — А на что?

— А уж это мы им доложим, красавица! Вы как, золотая, не из басурманок будете?

— С чего вы взяли: я русская…

— А коли русская, так положение у нас совсем другое, как в сказках сказывается: ты странного человека напои, накорми, спать уложи, а потом уж и спрашивай…

Горничная фыркнула, развязность Стратилата и веселое, задорное лицо ей чрезвычайно понравились.

— Пойдемте, я вас в застольную проведу! — вызвалась она, сбегая вниз. — Я как про вас барышне сказать?…

— Рыцарь, мол, Роланд и оруженосец Альварец.

Горничная захихикала и закрыла лицо рукою.

— Господи, какие вы страсти говорите! — воскликнула она.

Стратилат ткнул ее пальцем в бок и так описал при этом круг глазами, что та взвизгнула в полном восторге.

В застольной толстая стряпка, с которой сейчас же забалагурил веселый Стратилат, налила им в миску щей, отрезала по краюшке хлеба, и проголодавшиеся путники дружно принялись за ужин, а горничная побежала в дом доложить об их приходе.

Через несколько минут она вернулась и сообщила, что барышня велела провести их в девичью.

Рыцарь с оруженосцем покончили со щами и поспешили за своей провожатой. Почти одновременно с ними, из других дверей в девичью вошла Леня.

— Да это вы?! — обрадовавшись, произнесла она. — Здравствуйте! — Она по-товарищески потрясла обоим гостям руку. — А Даша мне сказала, что странники из Святой земли пришли!… Пойдемте ко мне!… — Она хотела идти, но Стратилат кашлянул в руку и деликатно остановил ее.

— Дозвольте здесь побеседовать… — проговорил он. — Дельце у нас есть к вам… просьбица…

— Какая?

— Владыка взлютовался на нас с ним… — Он указал на Агафона. — Ну, на него еще не так, а на меня, аки лев, рыкаяй!

— Да за что же?

— За косу, за эту за самую… — Стратилат повернул к Лене остриженный затылок. — За театральное действо! В солдаты хочет сдать: затылок, говорит, ты сам обрил, а лоб я тебе обрею!

Леня всплеснула руками и молча глядела на обоих гостей своих.

— И ему солдатчиной грозит, если в духовные не пойдет, а ему не охота…

— Не хотите? — спросила Леня Агафона.

— Нет… — словно бархат разостлал тот по комнате.