подошла к столу и вынула из ящика платок.
– Ты находилась в неведении, – объяснила она, вручая Хэтти аккуратно наутюженный белый квадратик. – До сих пор от несправедливого закона тебя защищала сама судьба. Ты могла бы и не заниматься политической деятельностью в отличие от тех, кто сталкивается с несправедливостью каждый день. Так что, полагаю, твое потрясение – следствие того, что неведению пришел конец. Воспринимай это как болезнь взросления.
Хэтти прижала платок к носу. Пахло лимонами, как и мыло Люси.
– Наверное, я тебя очень бесила, – пробормотала девушка.
Люси скривилась.
– Меня бесит, когда ты на себя наговариваешь!
– Ты ведь понимала, что я прихожу в основном ради компании и пирожных! И даже порой теряла со мной терпение.
– Ну да, – кивнула Люси, меряя комнату шагами. – Потому что нетерпимость – один из моих многочисленных пороков!.. Хэтти, я вовсе не ждала от тебя той же глубины убеждений, что и от себя.
– Р-разве?
– Конечно, нет! Ради общего дела ты рисковала многим и всегда нас подбадривала. Этого уже достаточно. Если бы я считала, что каждая суфражистка должна чувствовать ровно то же, что и я, то наша армия была бы крошечной и совершенно невыносимой. О господи, ну не плачь!
Хэтти ничего не могла с собой поделать: копившееся несколько недель напряжение хлынуло потоком. Люси растерянно оглядела комнату.
– Налить тебе бренди? Может, сигару? Ах, лучше бы здесь была Аннабель – я совсем не умею успокаивать!
Хэтти поморгала, смахивая слезы.
– Люси, ведь он имеет право делать со мной все что пожелает!
И тогда Люси словно окаменела, медленно подошла и опустилась на колени перед подругой, глядя на нее серьезно, как никогда.
– Хэтти, – начала она, положив на ее руку теплую ладонь. – Я должна спросить: он причинил тебе боль?
Конечно, причинил: Люциан умудрился ранить ее чувства. Впрочем, Люси имела в виду не это. Хэтти покачала головой.
– Нет, но мог!
И он мог бы выстроить своих любовниц в ряд по всей гостиной, если бы пожелал. Хэтти поняла, что скорее откусит себе язык, чем бросится за утешением к семье и расскажет матери или сестрам о женщине в своем доме. Собственно, поэтому она и пришла сюда, а не в Сент-Джеймс. Девушка посмотрела на заботливую руку Люси, и от нахлынувшей благодарности у нее защемило сердце. Какое счастье, что бывают такие подруги!
Стук в дверь заставил ее замереть.
– Чай принесли, – спокойно пояснила Люси.
Хэтти покосилась на девушку, прикатившую сервировочную тележку. На ней была белая с синим униформа, сшитая по эскизу Хэтти, который она разработала несколько месяцев назад, когда Люси получила свою долю в «Лондонском печатном дворе». Как Хэтти радовалась, что ей доверили оформление интерьера! Люси сказала: «Даю тебе полную свободу действий, только учти: это издательство, а не гостиная моей бабушки, так что обойдись без набивного ситца и гобеленов с котятами». Хэтти тихонько вычеркнула ситец из списка тканей и решила не обижаться на оскорбительное замечание, поскольку Люси не стеснялась в выражениях ни с кем. Но сейчас почему-то вспомнила тот эпизод, сидя на козетке и ожидая совета, словно незадачливая горемыка, которая сама навлекла на себя несчастье…
Люси налила чай.
– Короче говоря, Блэкстоун щеголял своей любовницей и обошелся с тобой по-свински.
– Он утверждает, что она – просто подруга, – пробормотала Хэтти.
– Все равно я его ненавижу! – заявила Люси и положила в чашку Хэтти три кусочка сахара.
– Она… она гладила его по щеке, – сообщила Хэтти, растопырив левую руку на манер когтистой лапы.
Люси задержала взгляд на хищно изогнутых пальцах подруги.
– Ясно. Как тебе удалось их застукать?
– Они стояли посреди гостиной.
– В гостиной, значит, – удивилась Люси. – Ну, тогда твой муж либо заправский распутник, либо действительно невиновен.
– Неважно, – перебила Хэтти, – ведь я отказалась с ней знакомиться, и он разозлился, что я задираю нос перед его подругой.
И назвал ее сопливой девчонкой!
Люси подула на чай.
– Значит, ты хочешь от него уйти?
– То есть разъехаться?
– Нет. Уйти по-настоящему.
Хэтти посмотрела на нее с недоумением.
– Я имею в виду развод. – Во взгляде Люси горела решимость. – Представь, что это можно сделать без вреда для репутации. Ты ушла бы от мужа?
– Ох, даже не знаю, – смутилась Хэтти.
А следовало бы ответить «да», не раздумывая!.. Хэтти принялась глотать горячий сладкий чай, пока сумбур в голове не улегся.
– Ты не сочтешь меня бесхарактерной, если я скажу, что до сегодняшнего утра ничуть не презирала своего мужа – лишь власть, которую он надо мной имеет.
Люси печально улыбнулась.
– Нет, – ответила она. – Только не я. Баллентайна я люблю всем сердцем: смотрю иной раз на его красивое лицо, и дух захватывает! И все же я не выйду за него, чтобы не стать его собственностью. Но ты уже замужем, и если не готова хладнокровно развестись или избавиться от Блэкстоуна как-нибудь иначе, то мы должны действовать в узких рамках. Обнадеживает, что сначала он не вызвал у тебя отторжения, – ты хорошо чувствуешь людей.
Хэтти уставилась на скомканный платок у себя на коленях.
– Я сама потянулась к нему для поцелуя, с которого все и началось, – тихо призналась она.
– Животная страсть, – кивнула Люси. – Впрочем, для крепкого брака ее недостаточно.
– Вот, значит, что это?
Люси посмотрела на нее с удивлением.
– А что же еще?
Чувство узнавания, запретная тяга… теплый отклик ее тела на его запах и прикосновение… Да, пожалуй. Очень похоже на животную страсть. Заманчиво, но при этом весьма неловко. Хэтти снова залилась краской. В отличие от Люси она не положила последние десять лет на то, чтобы избавиться от вбитых с детства назиданий о женских добродетелях и врожденном отсутствии влечения.
Люси долила подруге чаю, затем принялась доставать из шкафов папки и рыться в ящиках.
– Удачно, что ты испытываешь к нему плотское влечение, – заверила она, раскладывая на столе документы и письменные принадлежности. – Тем не менее твой муж – существо малоуправляемое, а у тебя характер мягкий и покладистый – разумеется, не беря в расчет некоторое упрямство и импульсивность. Если решишь вернуться к Блэкстоуну, то помни: «Красавица и чудовище» просто детская сказка. Ты ее читала?
– Конечно, – ответила Хэтти. – И все же ты продолжаешь говорить загадками.
– Чудовище пленяет красавицу, – напомнила Люси, сев за стол и взяв перьевую ручку. – В конце красавица спасает чудовище – и себя, кстати, – благодаря кроткому характеру, самопожертвованию и любящему сердцу – настолько любящему, что она воспылала к уродливому, возможно, даже вонючему монстру, который хотел убить ее отца и держал ее саму в заточении.
– Когда фрейлин Майер читала мне в детстве, эта история звучала гораздо более
