Глядя, как Эммелайн обходит своих гостей, заговаривая, как будто случайно, то с одним, то с другим из джентльменов, — хотя Грэйс прекрасно знала, что каждый ее шаг обдуман и рассчитан заранее! — сама она отступала все дальше и дальше в тень у дальней стены гостиной, туда, где вскоре должен был быть разыгран отвратительнейший из фарсов. Один раз ей удалось встретиться взглядом с Конистаном, и она сразу поняла, что ему все известно о предстоящем подлоге. Она дрогнула под его грозным взглядом, но нашла в душе достаточно мужества, чтобы дружески улыбнуться и наклонить голову прежде, чем отвести глаза. Грэйс сказала себе, что больше не станет участвовать в затеях Эммелайн, направленных на обольщение Дункана, но в то же время твердо решила, что не позволит себя запугать, и что отныне неодобрительный взгляд Конистана не повергнет ее в паническое бегство. Она не будет пытаться женить на себе мистера Лэнгдейла, но и запуганной мышкой она тоже больше не будет.
Грэйс безуспешно пыталась отыскать взглядом Дункана среди джентльменов, толпившихся вокруг серебряных чаш: его нигде не было видно. И вдруг она услыхала его голос прямо у себя над ухом:
— С вами все в порядке, мисс Баттермир? — спросил он ласковым, сочувственным тоном. — Мне показалось, что вы чем-то глубоко расстроены, хотя ума не приложу, что могло случиться.
— О! Это вы! — выпалила Грэйс, не успев привести свои мысли в порядок.
Она была потрясена его появлением. Впервые в жизни Дункан сам заговорил с нею! Никогда раньше он этого не делал. И теперь, когда заветная мечта оказалась рядом, Грэйс ощутила знакомую боль в сердце, готовом вот-вот проломить ребра и выскочить из груди.
— Что вы хотите сказать? — спросил он с улыбкой.
— Я… Нет-нет, ничего! — ответила она, глубоко нахмурив брови. — Дункан! Ой, я прошу прощенья! Я хотела сказать, мистер Лэнгдейл…
— Вовсе нет! — торопливо перебил ее Дункан. — Зовите меня по имени. Я не против.
— Вам вообще не следовало со мною заговаривать, — вскричала Грэйс и тотчас же прикрыла рот рукой, но, чуть помедлив, продолжала:
— Я хочу сказать, что вы порождаете бесплодные надежды у… ну, в общем, не важно, у кого!
Она запнулась, чувствуя, что сморозила глупость. Неужели она никогда не сумеет обратиться к нему с разумной и связной речью? Она ясно видела, что он разочарован; досада и огорчение обрушились на нее с силой морского прибоя. И надо же было такому случиться, что как раз в эту минуту Эммелайн и Конистан, будто сговорившись, одновременно уставились на них с противоположных концов просторной гостиной.
Внезапно Грэйс ощутила в душе твердую решимость. Она положит конец мошеннической проделке прямо сейчас, не дав ей начаться.
— Дункан, — сказала она твердо, — Эммелайн сделала чудовищную вещь, вы будете просто в ужасе, когда узнаете, хотя намерения у нее добрые, по крайней мере, в отношении меня. Понимаете, она хотела, чтобы мы с вами сидели рядом сегодня за обедом. Только для этого она и задумала Танец с Перчатками.
Ее слова, видимо, показались ему забавными.
— И как же Эммелайн намеревается осуществить свой замысел?
Грэйс глубоко вздохнула.
— Она спрятала мои перчатки к себе в рукав и теперь собирается сделать так, чтобы они остались единственной невостребованной парой в одной из чаш.
Бросив взгляд на Эммелайн, Грэйс увидала, как подруга, сделав вид, что споткнулась, падает на руки одному из лакеев. В тот же самый миг она уронила белые перчатки в серебряную чашу.
— Вот видите! Вы это видели? — вскричала Грэйс.
— Какая она сегодня неловкая, не правда ли? — усмехнулся в ответ Дункан. — Прошу вас, не надо расстраиваться. По правде говоря, Эммелайн меня предупредила, что собирается направлять мое… гм… переменчивое сердце.
Грэйс широко раскрыла глаза.
— Не может быть! Вы просто шутите, верно?
— Боюсь, что нет. Если честно, я был ей несказанно благодарен, когда она во всем призналась. А теперь хочу сказать спасибо вам. Спасибо, что предупредили меня о моей грядущей судьбе!
Поскольку верхняя губа у него предательски подергивалась при этих словах, Грэйс пришла к выводу, что Дункан на нее не сердится. И все же она не могла удержаться от дальнейших оправданий.
— Клянусь вам, я ничего не знала о том, что она задумала, не то я подняла бы крик до самого неба. Я бы ни за что на свете не поддержала подобный план!
На мгновение его лицо стало серьезным.
— Я вам верю, — сказал он наконец. — И надеюсь, что вы не ждете от меня… — тут Дункан покраснели смешался, не в силах закончить фразы.
— Взаимности? — вставила Грэйс.
Когда он кивнул, она опустила глаза к носкам своих сандалий. Пошевелив пальцами ног, на одном из которых по-прежнему красовалось колечко, Грэйс ответила:
— Вы очень добры, и я бесконечно сожалею, что из-за Эммелайн все так запуталось. Она желает мне добра, но…
— Как и мой брат — мне! — воскликнул Дункан. — Ведь Конистан заботится обо мне ничуть не меньше, чем ваша подруга — о вас. В этом смысле у нас с вами много общего. Мы оба стали жертвами интриг, попреков, предвзятых мнений, ну, словом, эгоизма и упрямства наших дорогих друзей и близких родственников. Если хорошенько подумать — это же непереносимое бремя!
Грэйс рассмеялась, понимая, что он совершенно прав.
— Я раньше об этом как-то не задумывалась, но вы правы: я устала, просто до смерти устала выслушивать наставления Эммелайн! «Соберись с духом», «Улыбнись, пусть все видят твою улыбку», — просто сил нет все это терпеть! А хуже всего то, что я же еще должна быть ей за это благодарна! Но мне не за что ее благодарить! Конечно, я ее очень люблю. Но…
Дункан тихонько коснулся ее руки и, понизив голос, сказал:
— Я с вами совершенно согласен, но полагаю, вы не станете возлагать все свои надежды на чьи-то действия в отношении вас. Не хочу огорчать ни вас, ни кого бы то ни было еще, но я должен признаться, что мое сердце не затронуто. Честно говоря, я вас совсем не знаю!
Грэйс с облегчением перевела дух.
— Я так рада, что вы нашли минуту, чтобы поговорить со мной. Если уж быть до конца откровенной, я собиралась сама вам все рассказать. Я хотела сказать, что прекрасно понимаю ваши чувства, тем более, что всему свету уже, похоже, известно о намерениях Эммелайн. И я бы хотела, чтобы во время состязаний вы не чувствовали себя ни в коей мере связанным.
На сердце у нее стало легко, впервые за много месяцев. Не смея взглянуть в глаза Дункану, она продолжила свою исповедь:
— Не стану лгать, будто я к вам совершенно равнодушна, но поверьте, мне разум вовсе не чужд, хотя в последнее время у вас и не было возможности убедиться в моем добронравии. И все же я надеюсь, что мы могли бы стать друзьями. Я ценю ваше прямодушие, как и вашу доброту. И с нетерпением жду начала-турнира. Насколько я могла понять со слов мистера Девока, вы наделены выдающимися способностями и можете отличиться во всех видах предстоящих состязаний. И раз уж мы друзья, надеюсь, мне будет позволено радоваться вашим победам, не заботясь о том, что это может поставить вас в неловкое положение или еще о чем-то в этом роде.
