Она улыбнулась.
– Со мной все в порядке.
– Я люблю тебя, Хоуп. Теперь ты знаешь это, не правда ли?
Ее улыбка стала шире, согревая его.
– Да, – повторила она, – я знаю это… теперь знаю.
– У тебя все получится.
На это она ничего не могла ответить. Просто она не знала, прав ли он.
Хоуп едва успела закончить макияж, когда услышала ворчание подвесного мотора. Быстрый взгляд в зеркало убедил ее, что выглядит она неплохо. Кажется, она даже в весе немного прибавила. Отцу придется признать, что пребывание на острове благотворно влияет на нее.
Когда лодка отца приблизилась к берегу, Хоуп уже стояла на причале, совсем спокойная, и широкая улыбка освещала ее лицо.
Отец, одетый в белые фланелевые брюки и белую с синим рубашку-поло, выпрыгнул из лодки. Как всегда, выглядел он прекрасно. Однако выражение его лица немного насторожило Хоуп. В глазах Фрэнка, обыкновенно холодного серого цвета, сейчас читалось беспокойство. Он внимательно осмотрел дочь, затем шагнул к ней, по-медвежьи обнимая, что сразу напомнило ей детство.
– Выглядишь ты неплохо, милая, – ворчливо одобрил он. – Все еще напряжена, но вид намного лучше, чем месяц назад.
– Спасибо за печать «одобряю». – Она поцеловала его в щеку, удивленная проявлением такой нежности. Таким она не видела отца с тех пор, как была ребенком.
Фрэнк достал из лодки коробку, перевязанную веревкой, и, неся ее в одной руке, другой обнял дочь за плечи. Они вместе направились по тропинке к дому.
Вдруг тихий свист привлек внимание Хоуп. Она быстро бросила взгляд на деревья слева от себя. Вот он стоит, прислонившись к стволу одной из сосен, и наблюдает за ними, насвистывая этот проклятый мотив… Глаза Армана блестели так, что это было заметно даже с тропинки…
Сердце застучало в груди Хоуп с удвоенной скоростью, когда она поняла, что Арман стоит на самом виду. Она предупреждающе покачала головой, но он только пожал плечами и продолжал насвистывать.
– Что случилось, милая? Что-то не так? – Отец остановился, пристально глядя на нее. – Тебе больно? Голова кружится?
– Нет-нет, – пробормотала она, заикаясь. – Все в порядке. Я просто неловко наступила на камушек, а он покатился и задел другие, и я не могла понять, что это такое. – Она наклонилась, притворяясь, что разыскивает противные камушки. Пока отец следил за ее взглядом, Хоуп вытянула руку в сторону и жестом попыталась заставить Армана уйти в лес.
Очевидно, сигнал был понят, так как свист прекратился. Она выпрямилась, на губах ее заиграла веселая, ничего не значащая улыбка. Хоуп увидела, что отец уставился на нее, словно она только что ускользнула из-под опеки сторожей в сумасшедшем доме.
Он приложил тыльную сторону ладони к ее лбу.
– С тобой действительно все в порядке? – спросил отец, в глазах его было беспокойство.
Она нелепо хихикнула. По крайней мере Фрэнк не слышал призрака.
– Все замечательно, правда, – сумела выдавить она, но одна мысль о том, какой дурочкой перед ним предстала, заставила ее снова прыснуть. – Я, наверное, просто проглотила смешинку. Вот и все.
– Понятно, – протянул он, явно смущенный ее поведением. Она вновь направилась по тропинке к дому. – По крайней мере чувство юмора ты не утратила.
Хоуп расхохоталась, чувствуя неимоверное облегчение.
– Вовсе нет. Мой юмор жив и бьет хвостом, Фрэнк.
В ответ он проворчал нечто, показывающее, что он не поверил ни единому ее слову.
Откинув сетку, она впустила его в кухню.
– Как насчет чашки чаю или чего-нибудь более основательного?
– Нет, спасибо, только чай. – Он поднял коробку. – Я привез мою еду с собой. Меню ресторанчика, в который я заехал по дороге сюда, оставляет желать много лучшего, но я все-таки перекусил…
После того как Хоуп и Фрэнк попили чаю, они присели на ступеньках крыльца у парадной двери, и каждый ждал, когда другой начнет разговор. Отец прокашлялся. Хоуп склонила голову в его сторону, с любопытством ожидая, что же он хочет ей сказать. Отец явно нервничал, но ведь тот Фрэнк Лэнгстон, с которым она была знакома, никогда по пустякам не нервничал.
– Хоуп, – медленно начал он, – я хочу, чтобы ты вернулась со мной домой, провела немного времени в Вашингтоне, расслабилась.
Она положила руку на его плечо. Он любит ее, она знала об этом, и приехал в такую даль…
– Спасибо, Фрэнк, – тихо ответила она, сжимая его плечо. – Мне очень приятно, что ты думаешь обо мне, но у меня все в порядке.
– Мне не нравится, что ты тут совсем одна. Это слишком опасно.
– Я ведь приехала в гости к тебе, когда меня похитили, – мягко напомнила она ему. – Кроме того, Вашингтон – это твой дом. А здесь – мой.
– Это все твоя проклятая карьера! – взорвался он, давая волю раздражению, которое терзало его всю дорогу в Миннесоту. – Черт побери, это слишком опасно! Если бы не эта твоя работа, ты бы уже давно вышла замуж, заботилась бы о доме с кучей детей, вместо того чтобы без толку шататься по всему свету.
Хоуп высокомерно подняла брови. В конце концов, не зря же она дочь Фрэнка Лэнгстона!
– И ты считаешь, женщины рождаются только для этого? Или таков уж мой удел – потому лишь, что мне не повезло и я оказалась твоей дочерью?
– Не пытайтесь разговаривать со мной подобным тоном, юная леди. Мне, как никому другому, всегда удается одержать верх, даже после поражения. – Фрэнк выпрямился. – Я не только считаю твою работу слишком опасной, но и полагаю, что ты должна обдумать возможность альтернативы этой своей… этой грубой жизни. – Взмахнув рукой, он показал на остров вокруг.
Хоуп прекрасно знала, что он имеет в виду.
– Кажется, я уже несколько раз слышала подобные доводы. – Она повернулась к нему, и глаза ее метали в него громы и молнии. – Разве не те же самые слова ты говорил маме? Еще до того, как она развелась с тобой и стала одним из лучших программистов в своей области?
Даже птицы перестали щебетать. Лицо отца застыло и посерело от такого обвинения.
– Это низко, Хоуп.
– Ничуть в этом не сомневаюсь Точно так же как и твое желание считать, что мне вечно семнадцать лет. – Горечь переполняла ее. – Ты помнишь тот год, Фрэнк? Это был год, когда умерла мама, а ты попытался не давать мне учиться на первом курсе колледжа, так как полагал, будто мне нужно оправиться после маминой смерти. А на самом деле тебе нужна была послушная дочь, которая выучится играть роль хозяйки дома, принимая у тебя пол-Вашингтона. – Кажется, гнев холодным комком застрял у нее в горле, дыхание перехватило. – А сам не смог даже приехать на похороны!
– У меня тогда обострилась язва! – защищался он. – И в тот год ты, под влиянием одного из детских капризов, начала называть меня «Фрэнк», а не «папа».
