Подступив к подруге, Джорджи стиснула ее плечи и повернула спиной к огню.
— Ты совершенно спятила, если вообразила, будто я позволю тебе пройти через это. Что за абсурдные предрассудки!
— Какой у меня выбор? — дрожащим голосом спросила Лакшми. — Я не могу обесчестить свою семью.
— Еще как можешь! Достаточно и того, что они заставили тебя выйти за этого старого козла! Так еще и умирать за него?! Да это просто непристойно! — яростно прошипела Джорджи.
— Но это вовсе не смерть, — не слишком решительно настаивала Лакшми. — Я пойду прямо на небо, и к-когда люди будут молиться за меня, стану исполнять их желания.
— О, Лакшми, что с тобой сделали?!
Последние три года подруга жила в строгом заточении на женской половине дома. Неужели такая жизнь лишила ее всякого подобия здравого смысла?
— Неужели не понимаешь, что все это чушь?!
— О, Джорджи, если откажусь, моя жизнь станет кошмаром! — выдавила Лакшми, и ее огромные карие глаза наполнились слезами. — Сама знаешь, что ждет таких вдов! Меня предадут позору! Люди будут сторониться меня и считать изгоем! Я превращусь в бремя для своей семьи… и… буду вынуждена обрить голову.
Последнее казалось настоящей трагедией, ибо черные как ночь, доходившие до пояса волосы Лакшми были ее величайшей гордостью и сокровищем.
— Какой в этом смысл? — с горечью продолжала она. — Моя жизнь кончена. Мне даже запрещено еще раз выйти замуж. Счастливые дни моего детства ушли навсегда в тот час, когда я произнесла брачные обеты. Ушли и больше не вернутся. Какая разница, жива я или мертва?
— А вот этого ты не знаешь. Никому не дано предвидеть будущее. Дорогая, ты не должна сдаваться! — Джорджи обняла подругу. На глазах выступили слезы гнева. — Послушай, — уговаривала она, — не пытайся думать о том, какой будет твоя дальнейшая жизнь. Живи только этой минутой.
Дым разъедал горло, и Джорджи кашлянула. Она попыталась подавить раздиравшую грудь боль и проигнорировала страх, возникший, когда дым стал наполнять легкие, пробуждая старый недуг.
— Подумай, сколько причин жить у тебя осталось! — уговаривала она. — Сколько хорошего нам предстоит! Будем швыряться красками на празднике Холи! Разыгрывать Одли! Если ты умрешь, кто будет учить Одисси танцам? Если ты умрешь, дорогая, больше никогда не потанцуешь со мной!
Лакшми сдавленно всхлипнула, но рев огня заглушил плач.
— Послушай меня, — тихо велела Джорджи. — Ты не станешь бременем для своей семьи, потому что…
Болезненная судорога в легких не давала говорить.
Джорджи схватилась за грудь. Ничего подобного она не испытывала с самого детства. С каждой секундой ей становилось хуже.
Она откашлялась, но все было напрасно.
— Что случилось? — встревожилась Лакшми.
— Ничего, — нетерпеливо солгала она, полная решимости спасти подругу даже ценой собственной жизни. — Ты не станешь бременем для своей семьи, потому что будешь жить в моем доме. Папа не будет возражать. Его вообще никогда не бывает дома, а мои братья вжизни не простят тебе то, что позволила себя сжечь! И никогда не простят меня за то, что тебя не остановила.
Джорджи снова закашлялась.
— Опять твоя астма?
— За меня не беспокойся! — отрезала Джорджи, но тревога за подругу уже вывела Лакшми из транса.
— Джиджи, ты едва дышишь, — настаивала она. — Тебе нужно поскорее уходить отсюда!
— И тебе тоже, — настойчиво прошептала Джорджи. — Будь храброй, дорогая.
— Мисс Найт, отпустите ее, — вмешался отец Лакшми. — Пора. Поспеши, Лакшми, пока огонь еще достаточно ярок.
В этот момент из костра в сторону Лакшми высыпался сноп искр, словно это Баларам невидимыми руками из глубины пламени пытался схватить бедняжку и утащить с собой.
— Помоги мне, — панически прохрипела Лакшми.
Сердце Джорджи сильно забилось.
— Конечно, помогу! Именно поэтому я и приехала сюда! Пойдем. Возьми меня под руку. И давай уберемся отсюда.
Нужно уходить, прежде чем родственники Лакшми заставят ее сделать это, насильно или нет. Она настороженно огляделась.
— Обещаю, что все будет хорошо. Ну же, пойдем! — Сжав руку подруги, Джорджи оттащила ее от пылающего ада.
Собравшиеся шумно запротестовали. Уже через мгновение подруг окружило море разгневанных коричневых лиц.
— Оставьте ее в покое! — завопила Джорджи, отталкивая индийцев, но они отказывались отступать.
Брат усопшего принялся ругать ее, напоминая о священном долге.
— Отпусти ее! — повторила Джорджи, отталкивая мужчину одной рукой и яростно вцепившись в Лакшми другой. — Отойди! Я не позволю вам убить ее!
— Неблагодарная дочь, посмевшая польститься на лживые посулы этой чужеземки! Как смеешь ты позорить семью?!
— Отец, прошу вас! — заплакала Лакшми, пытаясь сопротивляться. В ее карих глазах вспыхнул ужас. Теперь инстинкт самосохранения взял верх, и Лакшми боролась за свою жизнь.
Джорджи с трудом дышала, но продолжала цепляться за подругу обеими руками. Она сама не поняла, как ей удалось закричать:
— Одли!
— Я здесь, мисс Найт! Держитесь! Держитесь!
Прошло всего минуты две, а казалось — целая вечность, прежде чем ее верный рыцарь ворвался в толпу на гнедом мерине, ведя на поводу кобылу Джорджи.
Животные словно разрезали скопление людей, и Джорджи в мгновение ока подсадила Лакшми в седло позади Одли.
— Везите ее в мой дом! Скорее!
Одли колебался.
— Я прискачу следом, — заверила Джорджи и шлепнула мерина по крупу. Нужно поскорее удирать отсюда, пока ситуация не стала еще страшнее.
В следующий момент Джорджи тоже вскочила на лошадь, но один из родственников схватил ее под уздцы.
— Отпусти мою лошадь!
Круг смыкался все теснее, и страх окончательно сжал ее горло, не давая дышать. Кровь билась в ушах, губы напрасно ловили воздух, и душой завладела давно забытая паника.
В детстве она хорошо знала, что это такое, и сейчас боялась, что потеряет сознание и упадет вниз, в разъяренную толпу.
Неожиданно на сцене действия возник великан-англичанин. Вид у него был такой, что родственники усопшего отступили.
— Стоять! — проревел он, выбрасывая вперед руку с обыкновенной тростью и мешая индийцам подобраться к ней.
Джорджи широко распахнула глаза.
Толпа отступила так быстро, словно перед ней появился сбежавший из клетки тигр.
Джорджи невольно залюбовалась вновь прибывшим. Шесть с лишним футов, не меньше! А разворот плеч!
И какая узкая талия!
Он производил впечатление неумолимой силы: от короткой стрижки до сверкающих черных сапог. Из него вышло бы целых два Одли. Вот только от фата в нем не было ни капли.
