– Флора, мне нужно опять уложить мои волосы – иди сюда и помоги мне, – сказала я, взявшись за расческу.
Она забежала за туалетный столик и вскарабкалась на стул сзади меня, чтобы помочь мне выпутать застрявшие в волосах шпильки. Затем, когда я начала расчесывать волосы, она стала играть в свою любимую игру.
– Мама, посмотри, какой Флора построит замок. Мое ручное зеркальце заняло свое обычное место в центре сооружения, с одной стороны от него пристроился гребень, с другой – щетка для шляп. Я размашистыми движениями проводила расческой по волосам и наблюдала, как пухлые пальчики Флоры возятся с растяжкой для перчаток и обувным рожком, крюком для застегивания ботинок и синей вельветовой подушечкой для булавок. Когда все они кое-как встали на места, я полюбовалась работой дочери и напомнила:
– Пора принимать ванну, Флора. Сейчас сюда придет Элен.
Проигнорировав мое предупреждение, Флора схватила вторую растеску и потянулась было, за моей вешалкой для одежды, но тут насторожилась и подняла голову, услышав за дверью шаги Элен. Когда раздался стук в дверь, Флора побросала свои трофеи и попыталась скрыться под завесой моих волос. Я чувствовала, как ее дыхание щекочет мою шею, когда она спрятала голову у моего, плеча.
В зеркале я увидела улыбку Элен.
– Тетя Грэйс, здесь нет маленькой девочки? – спросила Элен миссис Чандлер.
Отражение миссис Чандлер озабоченно поджало губы.
– Я думала, Элен, что она здесь – но вдруг она куда-то исчезла. Я нигде ее не вижу.
– Во! – сияющее лицо Флоры вынырнуло из моих волос.
– Надо же!
– Подумать только – леди Флора все время была здесь, а я и не догадывалась!
С криком восторга Флора с размаху прыгнула мне на колени, а затем встала на них и потребовала:
– Хочу расчесать маме волосы.
Я дала ей расческу, и она начала копаться в моей голове. Элен подошла, чтобы направить ее руку.
– Нужно делать длинные плавные движения, тогда волосы у мамы расправятся и заблестят, – она вздохнула. – Если бы мои волосы хоть чуть-чуть вились...
– Мои волосы вьются, как у мамы, – заявила Флора. Она схватила один из своих светлых локонов и приложила к моим прядям – светло-желтый, бледно-золотистый, против моего темно-русого с золотым отливом. В зеркале я увидела, как обе женщины обменялись понимающими взглядами, затем миссис Чандлер заговорила, слишком поспешно:
– Элен, этим утром я получила письмо от Клары. Ей пришла еще одна открытка от молодого Джима Арнольда – из одного из этих городов, через которые они проходят во Франции.
– Клара, наверное, обрадовалась этому. Она упоминала, что у нее слабость к Джиму, – Элен подошла поближе, чтобы взглянуть на колыбель. – А как у нас сегодня поживает милая Роза, тетя Грэйс?
– Весела как птичка – она девушка с хорошим нравом. Однако она немножко нервничает, принимая ванну. Она любит брыкаться, когда я опускаю ее туда. Ты не забыла, Элен, что через месяц я передам ее тебе?
– Да, я помню.
Мое сердце упало. Роза была моей малышкой, но ненадолго. Слишком скоро она исчезнет в детской. На мгновение я почти возненавидела Элен, но та была не виновата в том, что я должна буду одна остаться в большой, пустынной гостиной. Она была не повинна в том, что я – леди Ворминстер.
Я услышала лепет проснувшейся Розы и обернулась к ней. Миссис Чандлер предупреждающе взглянула на Элен, и та тут же твердо сказала моей старшей дочери:
– Пойдемте, леди Флора, пора принимать ванну. Пожелайте доброй ночи своей маме.
– Но...
– Леди Квинхэм говорила, что придет и расскажет вам сказку только после того, как вы примете ванну.
Когда Флора услышала это, ее протесты оборвались. Она обняла меня.
– Доброй ночи, мама.
Я поцеловала ее в мягкую щечку и погладила по волосам.
– Доброй ночи, моя Флора. – Как только дверь закрылась за ними, я потянулась к своей младшей дочери.
Едва я положила Розу обратно в кроватку и снова взялась за расческу, как услышала быстрые шаги, а за ними – отрывистое «тук-тук» мисс Аннабел.
– Как ты себя чувствуешь, Эми?
По ее быстрому отпускающему кивку миссис Чандлер пошла к двери.
– Может быть, вы выпьете чашку чая? – предложила я ей вслед.
Когда дверь за миссис Чандлер закрылась, мисс Аннабел неодобрительно покачала головой.
– Совершенно незачем было так говорить, Эми. Слуги всегда уходят на чашку чая к себе, тебе следует это знать. – Мисс Аннабел подошла ко мне сзади, ее глаза смотрели прямо в мои в зеркале. – Когда-то было наоборот, не так ли? Я сидела за туалетным столиком, а ты покорно стояла сзади – помнишь, Эми? – она внезапно выхватила расческу из моей руки. – Вы позволите причесать вас, моя леди? – согнув расческу в сверкающую серебряную дугу, она один раз провела по моим волосам, а затем вдруг швырнула ее на туалетный столик, так, что мои шпильки разлетелись по полированной поверхности.
– Ты помнишь, Эми, ты помнишь то лето? – ее голос дрожал, когда она спрашивала. – Лето, когда я стала выезжать? Я танцевала ночи напролет, а когда возвращалась домой, ты была здесь, дожидаясь меня, и твои быстрые умные пальцы расстегивали мою одежду, вынимали шпильки из моих волос, ухаживали за ними, расчесывали их – пока я удерживала себя, чтобы не прыгать и не кружиться от счастья, рассказывая тебе о потрясающем юноше, с которым я танцевала. А когда, наконец, ты провожала меня в постель, я ложилась туда, и он снился мне.
Помолчав мгновение, она снова спросила: – Ты хорошо спишь, Эми? Ты видишь сны про любовь при розах и лунном свете? – ее сверкающие глаза впились в мои в зеркале. – Ты их видишь? Но мне никогда не приходило в голову, что ты тоже видишь сны. Мне следовало бы догадаться об этом. Кроме того, двоюродный дед Томас говорил мне, он предупреждал меня, знаешь? «Эта ваша горничная, с ней будут заботы, вот увидите – она слишком хорошенькая». Но я не беспокоилась, я была слишком самоуверенна, глядя в зеркало, – мисс Аннабел нагнулась так, что оба наши лица отразились в зеркале. – Я видела в нем только свое собственное лицо. Ты всегда была в тени, позади меня – и я не смотрела на твое лицо. Только теперь я разглядела тебя – совершенные дуги твоих ресниц, твои мягкие, поблескивающие золотом глаза, твои блестящие волосы. Я не разглядела тебя тогда, хотя ты все время была рядом, созревала за моей спиной, словно летний персик за стеной, золотистый, готовый упасть в протянутые руки. – Я закрыла лицо руками, но все равно не могла не слышать боль и сожаление в ее шепоте: – Ох, Эми, если бы ты только осталась там – осталась в тени! Тогда бы ты придержала свои сны – а я придержала бы свои.
Я слышала слезы в ее голосе и хотела протянуть ей руку, но не могла. А затем стало слишком поздно – остался только звук двери, закрывшейся за ней.
