Едва Дженни крикнула: «Наш чай готов!», – как зазвенел колокольчик, висевший над входной дверью.
Джулия поморщилась:
– Жаль, что мне не платят по шиллингу[5] всякий раз, когда прерывают во время еды!
Она встала... после чего замерла от ужаса при виде трех мужчин, вошедших в дом. Двоих из них она не знала, а вот дородный, с изуродованным шрамами лицом был ей очень даже знаком. Джозеф Крокетт, самый мерзкий человек, которого она когда-либо встречала, нашел её.
– Так-так-так. Похоже, леди Джулия действительно жива, – угрожающе проговорил он, доставая из-под сюртука блестящий нож, – но это очень даже легко исправить.
Усишка зашипела и бросилась на кухню, в то время как Джулия отступила назад, цепенея от страха.
Столько лет она скрывалась, и всё же смерть настигла её.
***
Узнав гостя, миловидная горничная, открывшая дверь в Хартли-Мэнор, присела в реверансе.
– Сожалею, майор Рендалл, но Таунсендов нет дома. Племянница миссис Таунсенд, живущая на юге, выходит замуж, и они решили отправиться на свадьбу.
На протяжении всех двух недель, приятно проводимых им в Шотландии у своего друга Киркленда, Рендалл не раз подумывал навестить семью Марии, но так и не решился, пока не оказался на дороге, ведущей к западному побережью Камберленда – в Хартли. Таунсенды ему нравились, и вреда в том, чтобы заехать к ним, никакого не было, даже если он и не заинтересован в ухаживаниях за Сарой. Если же ему представится случай повидать Джулию... возможно, это излечит его от злополучного влечения.
Импульсивность не всегда доводит до добра. Он передал одну из своих визиток горничной.
– Пожалуйста, передайте им, что я заезжал.
Девушка, нахмурившись, взглянула на визитку.
– Уже довольно поздно, сэр. Мистер и миссис Таунсенд будут мной очень недовольны, если вы не останетесь здесь на ночь, как гость дома.
Какое-то мгновение Рендалл колебался. В деревне есть приличная небольшая гостиница, но целый день в дороге оказался слишком утомительным, и его нога разболелась, а он к тому же путешествовал один с того самого момента, как его слуга – в прошлом денщик – Гордон отправился навестить свою семью. И сам Рендалл, и его лошади заслужили приличный отдых.
– Миссис Бекетт всё ещё царит на кухне?
Горничная лукаво улыбнулась.
– Так и есть, сэр, и она будет невероятно счастлива, что нашелся хоть один голодный мужчина, способный оценить её стряпню.
– Тогда я с величайшей радостью принимаю ваше любезное приглашение.
Рендалл спустился вниз по лестнице, чтобы отвести свой легкий дорожный экипаж и лошадей на конюшню. И хотя с Сарой Таунсенд ему встретиться не удалось, правила приличия требовали, чтобы утром, прежде чем продолжить своё путешествие на юг, он нанес визит миссис Бенкрофт.
Полезная вещь – все эти правила приличия.
***
Джозеф Крокетт подошел ближе и кончиком ножа прикоснулся к горлу Джулии. Та застыла, с ужасом задавая себе вопрос: неужели она умрет, вот прямо здесь и сейчас. В это время Крокетт прорычал:
– Вы поедете с нами, леди. И вам известно, чем это закончится, – он нажал чуть сильнее, слегка поранив кожу. Когда появившиеся капельки крови потекли по шее Джулии, он добавил: – И следите за своим поведением, или я перережу вам горло. Вряд ли меня хоть кто-то обвинит, если я буду вынужден прикончить убийцу.
От двери, ведущей на кухню, раздался судорожный вздох. Там стояла привлеченная голосами Дженни. Крокетт выругался и развернулся к ней, угрожающе подняв нож.
– Нет! – Джулия схватила его за запястье. – Ради Бога, не причиняйте ей вреда! Дженни не сделала вам ничего плохого.
– Она может поднять тревогу, как только я заберу вас, – огрызнулся Крокетт.
Показалась Молли, её круглое личико сморщилось от страха, пока она цеплялась за юбку своей матери. Дженни подняла дочурку на руки и отступила на кухню, в глазах у неё застыл ужас.
– Держите её! – рявкнул Крокетт.
Более молодой из двух незнакомцев двинулся за Дженни и, схватив за руку, не дал ей скрыться.
– Убийство матери и ребенка наверняка наделает много шума, – предположил он. – Пожалуй, я свяжу девку так, что до завтра она не сможет никуда сбежать. А там уж мы будем далеко, прежде чем кто-либо заметит, что что-то здесь не так.
После мучительно-долгой паузы Крокетт нехотя согласился:
– Ну хорошо, связывай девчонку, да побыстрее. Мы уедем сразу же, как только ты закончишь.
Срывающимся голосом Джулия заметила:
– Поскольку назад я не вернусь, мне хотелось бы написать записку, подтверждающую, что этот коттедж и всё его содержимое я оставляю Дженни.
– Не леди, а сама щедрость, – грубо заметил Крокетт. – Поторопитесь.
После того как Джулия быстро набросала пару строк, выражающую её последнюю волю, Крокетт внимательно прочел бумагу, проверяя, не сообщила ли она в ней чего-нибудь лишнего о своей судьбе. Удовлетворенный увиденным, он бросил записку на её рабочий стол.
– Захватите шаль. Путешествие будет долгим.
Она повиновалась, найдя теплую поношенную шаль и капор. Взять ли с собой ещё что-то?
Мертвые ни в чем не нуждаются. Не обращая внимания на Крокетта, она подошла к виндзорскому стулу,[6] к которому была привязана Дженни, и обняла девушку.
– Коттедж и всё остальное я оставляю тебе. – Затем Джулия наклонилась и поцеловала Молли, спрятавшуюся за материнскими юбками. – Ты хорошая повитуха, Дженни. А обо мне не беспокойся. Я... мне удалось прожить больше замечательных лет, чем я ожидала.
– Что здесь происходит? – прошептала подруга, по её щекам текли слезы.
– Правосудие, – отрезал Крокетт.
– Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Прощай, моя дорогая. – Джулия обернула шаль вокруг плеч и повернулась к двери.
Крокетт поднял свернутую в моток цепь.
– Это для пущей уверенности, что вы не сбежите, леди. – Он защелкнул наручник на левом запястье Джулии и притянул её к себе, словно животное на поводке.
Цепь едва не сломила волю Джулии. Она бы даже бросилась на колени и умоляла сохранить ей жизнь, если бы была уверена, что из этого выйдет хоть какой-либо прок. Но Крокетт только бы посмеялся над её слабостью. А поскольку смерть неизбежна, она встретит её с высоко поднятой головой, сохранив чувство собственного достоинства.
Ничего другого ей не остается.
Под позвякивание цепи Джулия вышла из дома. На улице их поджидал простой закрытый экипаж, на козлах сидел кучер. Четверо злодеев против одной хрупкой повитухи. О побеге не могло быть и речи.
