— Подарю на Рождество? — Пенелопа изумилась. — Значит, в Шотландии вы делаете друг другу подарки?
— Да, и дарим их.
— А он мне тоже что-нибудь подарит? — спросила Пенелопа.
Фиона приподняла брови.
— Рождество — это прежде всего подарки, по крайней мере здесь, в Шотландии.
Пенелопа вскинула подбородок.
— Ну и что же тогда ему понравится?
— Какой-нибудь дар от всего сердца, — объяснила Фиона, твердо убежденная, что сердца у Пенелопы нет.
— То есть? — Пенелопа хмурилась.
Прикусив язык, Фиона только улыбалась. Если Пенелопа до сих пор ничего не поняла, если даже ни разу не поговорила с человеком, за которого собиралась замуж, и не узнала, что он любит, а что нет, тогда Фиона ничем не могла ей помочь, да и не хотела. Сама она вязала брату шарф из шерсти, которую вычесала, спряла и покрасила. Иан тоже каждый год собственноручно готовил Фионе подарок — обычно вырезал что-нибудь из дерева.
Дверь снова открылась. Фиона с надеждой вскинула голову, но увидела на пороге старую Энни.
— Неужто в Шотландии слуг не приучают стучаться? — осведомилась Пенелопа.
— Неужто в Англии молодежь не уважает старших? — парировала Энни и сверлила гостью взглядом до тех пор, пока та не отвела глаза.
Энни принюхалась.
— Чую таволгу, лаванду и тысячелистник, — объявила она, пригвоздив Фиону к месту пронзительным взглядом. — На что колдовали? — спросила она на гэльском языке.
— На любовь, — ответила Фиона.
— Для этой? — Энни повела глазами в сторону Пенелопы.
Фиона покачала головой.
— Для Элизабет и меня, — объяснила она, и Энни усмехнулась.
— Для этого ты еще слишком молода, девочка. — Она посмотрела в сторону камина. — И что же ты видела?
— Вообще-то ничего. Искры, — ответила Фиона, и Энни подошла к камину, чтобы заглянуть в него.
— Говори по-английски и подбрось еще торфа в огонь, если уж стоишь там, — распорядилась Пенелопа, но Энни пропустила ее слова мимо ушей.
— Только искры? Что-то вызвало метель, — продолжала по-гэльски Энни. — Я не заметила, что она приближается, и у Сэнди локоть не болел так, как болит обычно к перемене погоды.
Она стояла так близко к огню, что его отблеск оживлял приглушенные цвета клана Макгилливреев — оранжево-красный, бирюзовый и зеленый — на старинном шотландском платье «эйрисейдж», которое она носила. Энни ткнула костлявым пальцем в камин.
— Ага, видишь полосу копоти вон там, у решетки? — спросила она по-английски. Элизабет поспешила подойти, чтобы тоже взглянуть.
— Это знак? — ахнула Элизабет. — Знак истинной любви?
— Это значит, что мы ждем гостей, — объяснила Энни. — И довольно скоро.
Пламя отражалось в глазах Энни, словно полыхало у нее внутри. Фиона заглянула в эти блестящие глаза, и предчувствие неведомого наполнило ее страхом и трепетом.
— Этот снег приведет кого-то к нашему порогу, — объяснила Энни, отходя от камина и направляясь к окну. Она нахмурилась. — Иан с самого утра в отъезде. Я велела ему возвращаться не мешкая, но скоро уже стемнеет, а его все нет дома. — Энни устремила взгляд на убеленный снегом безлюдный парк, и у Фионы сердце от испуга чуть не выскочило из груди. Метель так разыгралась, и если тревожится не кто-нибудь, а сама Энни…
Но старуха с усмешкой обернулась к ней:
— Незачем бояться, Фиона. Я же вижу: с лэрдом ничего не случится. Иан знает здешние холмы, как свои пять пальцев. Он найдет укрытие, чтобы переждать метель, и она не причинит ему вреда.
Но Фиона знала, как легко заплутать среди пустошей зимой, сбиться с пути и забрести далеко от дома. А если все привычные глазу вехи занесло снегом… Об этом Фиона даже думать не хотела. Энни пожала ей руку узловатыми, но неожиданно сильными пальцами.
— Можешь спать спокойно, детка. Все будет хорошо, — успокоила она, впиваясь взглядом в Фиону.
— А когда будет готов ужин? Мы можем рассчитывать хотя бы на чай? — осведомилась Пенелопа. Энни метнула в нее пронзительный взгляд, но Фиона успела пожать ей руку раньше, чем с языка Энни сорвался уже вертевшийся на нем колкий ответ. Фиона задумалась, способна ли Энни превратить Пенелопу в тритона или жабу — вот был бы подарок Иану на Рождество! При этой мысли она невольно улыбнулась.
— Пойдем, Энни, я помогу вам с Шона приготовить ужин, — предложила она.
— В Англии леди не помогают слугам, — бросила им вслед Пенелопа.
Фиона сухо улыбнулась ей.
— Не знаю, заметила ли ты, кузина, но мы в Шотландии и, скорее всего, пробудем здесь, пока не растает снег.
В ответ на нее посыпался град возгласов недовольства и упреков, но Фиона быстро закрыла дверь, а Пенелопа и Элизабет бросились к окнам, смотреть на бушующую метель.
Глава 3
Крейглит-Мур
Иан Макгилливрей подтянул свой плед повыше, прикрывая лицо от ветра. Снег острыми иглами впивался в кожу, буря неумолимо усиливалась. Странно, что такой перемены погоды он не предвидел. С утра небо было ясным, только сам Иан ходил мрачнее тучи. Через торфяные пустоши Крейглит-Мур он ехал верхом, погрузившись в невеселые размышления, и не заметил, как над холмами сгустились свинцовые тучи, перевалили через гребень, распространились по другую сторону от него, и небо вдруг стало низким и словно обрушилось на Иана всей своей тяжестью, не давая вздохнуть.
Верный шотландский пони Иана — конь породы, которую здесь называли «гаррон», — упрямо брел сквозь снег, устремляясь к дому и теплой конюшне, но до замка оставалось еще больше часа пути — слишком далеко, да еще в такую погоду, когда немудрено заплутать среди заваленных снегом холмов. Привычные вехи исчезли из виду, дневной свет больше напоминал сумеречный. Вскоре тьма поглотит последние знакомые очертания.
До коттеджа Юэна Макгилливрея было ближе, но Иан знал, что там некому оказать ему радушный прием. Прошлой весной Юэн умер, и с самых похорон коттедж стоял опустевший. Впрочем, это как-никак крыша над головой, место, где можно переждать метель. Упускать такую удачу не следовало.
Нет худа без добра: непогода означала для Иана желанную отсрочку. Тем вечером он собирался сделать Пенелопе предложение, поскольку способа уклониться от него так и не нашел. Иан был готов пойти на такой шаг лишь ради Фионы, а еще потому, что от него этого ждали, но не потому, что любил Пенелопу или хотел взять ее в жены. Он надеялся только на то, что любовь и желание придут со временем.
Завывания бури отдавались у него в ушах, ярость этого воя изумляла Иана, хоть он и вырос в горах Шотландии и провел здесь двадцать семь зим — точнее, двадцать шесть, потому что один год он прожил в Англии. Тогда-то он и решил, что в любую погоду Шотландия ему милее Англии, но теперь выбора у него не было. Его ждали новые обязанности и английский титул, о котором он даже не мечтал.
Сжав пятками тугие бока пони, Иан пригнулся к его шее.
— Теперь уже близко, малый, — вон за тем холмом, — он потрепал верного друга по мохнатой холке, засыпанной снегом. Но пони вдруг шарахнулся в сторону, и Иан подхватил поводья, усмиряя его и вглядываясь вперед в попытках понять, что его напугало.
В снегу что-то лежало, красное на белом. Может, останки волчьей добычи? Но в горной Шотландии волки встречались редко, на них так долго охотились, что почти полностью истребили. Отведя край пледа от лица, Иан присмотрелся. Подол какой-то красной одежды трепетал на ветру, словно флаг, и у Иана перехватило дыхание. Он различил очертания человеческой фигуры, наполовину засыпанной снегом, и с замирающим сердцем спешился.
Упав на колени, он коснулся ледяного плеча под плащом. Неизвестный, занесенный снегом, не шевельнулся. Иан нахмурился и повернул к себе неподвижное тело, с ужасом готовясь увидеть кого-нибудь из знакомых.
Сдвинув красный капюшон, он склонился ниже, и ледяной ком у него внутри вмиг растаял. Эту девушку он видел впервые, но мог поклясться, что она прекрасна, хоть и бледна, как лед, с посиневшими от холода губами. Глаза незнакомки были закрыты, длинные заледеневшие ресницы касались замерзших щек. Темные волосы обрамляли лицо, мягкие, как шелковая пряжа, запорошенный снегом капюшон не давал им упасть на лоб. Незнакомка была похожа на ангела.
