– Если я соглашусь, – начала Джудит, впервые глядя отцу прямо в глаза, – вы оставите Элизабет в покое? Пообещаете не выдавать ее замуж?
– Я ничего не обещаю. – Сквайр Кутбертсон поднялся из кресла, уперся обеими руками в крышку стола и наклонился вперед, пронизывая дочь маленькими глазками. Малкольм отметил, что в этом отцовском взгляде не было ни малейшего следа любви, тревоги или сострадания, никакого чувства вообще. Ему вдруг стало жаль девушку. – Либо ты уйдешь, либо Элизабет через месяц выйдет замуж.
Джудит поняла, что отец готов на все, лишь бы избавиться от нее. Поняла, что в Англии ей рассчитывать не на что.
– Тайнан.
Молчаливый шотландец указал в сторону замка, словно Джудит была не в состоянии сама разглядеть место, куда они направлялись.
Сгущались сумерки, небо и море потемнели и слились на горизонте в одно целое – огромный фон для огромного черного замка, мрачно возвышавшегося на вершине холма на самом берегу. Чем ближе они подходили, тем отчетливее различала Джудит очертания замка: убежище самого дьявола не могло выглядеть более устрашающе. Замок напоминал молчаливого стража, охраняющего небольшую бухту и спуск к морю. Одна из двух его башен была полностью разрушена, другая – устремила зубчатую кромку в небеса. Входные ворота под аркой были распахнуты, словно пасть древнего чудища.
Джудит поежилась.
Ее спутник не произнес больше ни слова, только сделал знак быстрым движением головы. Джудит выпрямилась, стараясь подавить страх, и перевела жеребца на шаг, следуя за Малкольмом Маклеодом по узкой дорожке, огибающей бухту, мимо ласково набегающих на каменистый берег волн.
За ними под присмотром близнецов Дэвида и Даниэля шли овцы. Обернувшись, Джудит подумала, что стадо овец больше походило на белое облако тумана. В сгущающихся сумерках они своим непрерывным блеянием раздражали больше, чем исходящий от них запах. Джудит никогда не любила овец: упрямые и глупые животные совсем не те милые пушистые создания, какими представляются большинству.
Малкольм наблюдал за ней краешком глаза. В седле Джудит держалась спокойно, горделиво расправив плечи, однако ее руки сжимали поводья чуть крепче, чем нужно. Она настороженно вслушивалась в каждый звук, словно за любым деревом ей мерещилась опасность. Она была немногословна, но он успел привыкнуть к ее молчанию, был даже благодарен за него. За все время нелегкого путешествия она ни разу не проявила слабости и не пожаловалась на трудности. Такая стойкость вызвала у Малкольма невольное уважение.
Гнать стадо овец на север, из Англии в горную Шотландию, было очень непросто. Приходилось спать на холодной земле, вставать до рассвета, когда солнце еще не осветило даже верхушки деревьев, весь день ехать верхом, пока не спускалась темнота. Почти ежедневно их поливал мелкий моросящий дождь, глубокая грязь мешала продвигаться вперед даже овцам.
И все же Джудит ни разу не пожаловалась на трудности. Она совсем не отвечала представлению Малкольма об англичанках. Даже сейчас, когда любая другая на ее месте давно свалилась бы без чувств или насквозь промочила слезами не один носовой платок, она бесстрастно смотрела на него. Малкольм подумал, что эта женщина держится скорее как настоящая шотландка, что весьма странно для дочери английского сквайра.
Они подъезжали к замку Тайнан, и Малкольм искренне радовался удачной сделке. Он не только приобрел сотню овец для клана, но и сделал нечто более важное.
Он получил овец бесплатно.
То, что ему навязали еще и Джудит, не очень тревожило его: у него были определенные виды на девушку.
Малкольм обернулся и посмотрел на дорогу за спиной. Они уже почти в замке, однако не годится забывать об угрозе англичан, отряды которых объезжали местность. Они рыскали по горам, выискивая тех, кто нарушал Акт о разоружении. Малкольм дотронулся до ножа, спрятанного в сапог, отлично сознавая, что нарушает закон. Однако только полный глупец отправился бы в такое далекое путешествие без оружия. Впрочем, ему не впервой нарушать этот дурацкий закон. У него под рубашкой, у самого сердца, был спрятан кусочек ткани, который он оторвал от своей клетчатой юбки, национального костюма шотландцев, прежде чем закопать ее в потайном месте.
Они проехали сквозь узкую арку мимо сторожевого домика в большой двор, уже почти полностью погрузившийся в темноту. Замок оказался из темно-розового, а не черного камня, как почудилось Джудит издалека. Когда-то внутренние строения окружали высокие стены со смотровыми башнями, горделиво возвышавшимися над головами. Полностью сохранилась только одна башня, вторая была разрушена почти до основания. Каменные ступени вели к бронзовому порталу, покрытому толстым слоем копоти – следу голодного пламени.
Кругом царила разруха.
Из темноты, предупредив о своем появлении уверенным постукиванием палки о камни, медленно выплыла фигура – крошечная, сгорбленная временем старуха в черном. Блестящие белоснежные волосы напоминали корону.
Сначала она подошла к спутнику Джудит и постучала палкой по его колену. Он посмотрел на нее сверху, не спешиваясь, и на его усталом лице появилось некое подобие улыбки, хотя Джудит не была в этом уверена: ведь за прошедшие недели он не улыбнулся ни разу.
– Малкольм Маклеод, – проговорила старуха. Голос ее скрипел, как железные петли двери, которую давно не открывали. – Ты совсем голову потерял: приезжаешь, когда уже почти темно. Мы могли принять тебя за слугу дьявола или за англичан, которые любят навещать нас.
– Софи, – проговорил Малкольм сурово, но не зло, – ты только взгляни за ворота на это блеющее отродье сатаны.
Несмотря на усталость и тревогу, Джудит усмехнулась.
Тут старуха заметила незнакомку. Она пристально вгляделась в нее, а потом вопросительно посмотрела на Малкольма.
Он не торопясь спешился, наклонился и быстро поцеловал ее в щеку.
– Успокойся, Софи, – произнес он, ласково обнимая маленькую сгорбленную женщину. – Ты по-прежнему моя единственная любовь.
– Малкольм, угомонись, – строго отозвалась Софи, но Джудит видела, что она осталась довольна тем, что Малкольм отнесся к ней так тепло. – Ну а ты кто? – спросила она, адресуя свой вопрос Джудит.
– Терпение, Софи, скоро все узнаешь.
Когда Джудит попыталась спешиться, Малкольм жестом велел ей оставаться в седле. Она подавила стон, готовый вырваться из груди. Если придется ехать дальше, она не выдержит – сил больше нет. Она и так уже почти срослась с лошадью. Путешествие верхом было, конечно, безопаснее, но несколько недель, проведенных в седле, еще долго будут сказываться на определенных частях тела, которые лучше не называть вслух.
