Она тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения. Но, взбивая подушку, она заметила какую-то тяжесть у себя на руке. Подняв ладонь, она с ужасом увидела на пальце украшенный камнями перстень.
– Боже мой, – еле слышно промолвила она. Тяжелый, из гладкого полированного золота, усыпанный искрящимися, искусно ограненными камнями перстень представлял собой украшение чрезвычайно тонкой работы.
Откуда он взялся у нее? Что это означало? Если у нее обнаружат перстень, как ей объяснить его появление? Она терялась в догадках.
Кейт бросилась на постель и крепко зажмурилась, сгорая от желания заснуть и проспать как можно дольше, а проснувшись, увидеть, что перстень и флакон с зельем исчезли.
– Не знаешь, как зовут очаровательную, с огненно-рыжими волосами девушку, приехавшую вместе с семьей Льюисов?
– Огненно-рыжую?
– Точно, – подтвердил Маркус. – Она среднего роста, стройная, очень красивая.
– Понятия не имею, – ответила Памела. – Насколько мне известно, в семье Льюисов все светловолосые.
Прячась за портьерами, Маркус наблюдал за балюстрадой и украдкой заглядывал внутрь бального зала. Там толпилось около сотни людей, это как раз соответствовало представлению Памелы о скромном званом вечере. Именно к таким светским приемам Маркус питал особую неприязнь.
Приглашенный Памелой оркестр заиграл первые такты гавота, и пары двинулись, чтобы занять полагающиеся места в бальном зале.
– Ты уверена, что там нет никого, кто подходил бы под мое описание?
– Абсолютно, – твердо сказала Памела. – Леди Регина занудно представила всю свою семью. Она привезла с собой дочь Мелани и сына Кристофера.
– Он что, граф?
– Да, и такой душка, должна сказать.
Маркус пристально посмотрел на нее. Ей было тридцать лет, ровно столько же и ему, и она была общепризнанной красавицей. Ее восхитительные светлые волосы вздымались высокой копной на голове, очень дорогое платье, за которое, кстати, заплатил он, подчеркивало стройную фигуру, однако все ее очарование не могло скрыть ее маленькую хитрость. Она была искусной охотницей за богатством, а из ее замечания насчет графа Донкастера стало ясно, куда она клонит.
– Ему уже исполнилось восемнадцать?
– Да, я полагаю.
– Не слишком ли он молод для тебя? Если даже учитывать твой столь гибкий вкус?
От такого оскорбления она сразу ощетинилась:
– Я не проявляла к нему никакого особого интереса.
– И не надо проявлять.
Они знали друг друга с детства. Будучи подростком, он наивно воображал, что любит ее, а она его, до тех пор, пока она не вышла замуж за его овдовевшего отца. Она очень хотела быть графиней и с жадностью ухватилась за такую исключительную возможность. Это послужило для Маркуса суровым, но хорошим уроком, он понял, что управляет этим миром. Больше он никогда и никому не верил. И ни к кому не испытывал настоящих чувств.
– Я нахожу его удивительно красивым, – продолжала она, – и очень приятным молодым человеком в отличие от некоторых моих знакомых, также принадлежащих к высшим слоям общества.
– Он к тому же изрядно богат.
– Да, конечно.
Маркус поднял глаза кверху, а потом снова принялся наблюдать за толпой гостей. Его тревожило внутреннее чувство долга – все-таки следовало предупредить наивного и невинного Кристофера Льюиса. Судя по всему, юноша был провинциальным простофилей. Памела проглотит его с потрохами.
– Ты уверена, что среди них нет никого с огненно-рыжими волосами? – Маркус был не в силах удержаться от повторного вопроса, хотя он терпеть не мог повторять одно и то же. И ему не хотелось навести Памелу на мысль, как это для него важно.
Однако он едва не умирал от желания узнать, кем была та женщина, которая появилась у него в спальне прошлой ночью. Да, она выглядела одурманенной или, возможно, гуляла в сомнамбулическом сне, но он был заинтригован. Памела умоляла его о встрече, поэтому, презрев свои лучшие намерения, он явился в фамильный особняк, хотя здесь он показывался очень редко. Во время их свидания он был убежден, что запер за собой двери в свои апартаменты, столь редко посещаемые им. Поэтому он никак не мог взять в толк, каким образом обольстительная незнакомка проникла внутрь.
Все было очень странным. Когда она возникла в комнате, то, глядя в лицо Памелы, он видел вместо нее другую женщину, как будто та, другая, находилась с ним в постели, словно он мог неимоверным усилием воли соединиться в любви с ней, а не с Памелой.
Затем, чуть позже, словно во сне, они вдвоем занимались любовью. Это было настолько потрясающе, до такой степени правдоподобно, что всякий раз, когда он вспоминал об этом, его брюки принимали неприличный вид. Он знал, что у нее небольшая прелестная родинка на левой ягодице, он мог описать в мельчайших подробностях ее груди. Как могло произойти такое?
Их воображаемое любовное свидание было таким захватывающим, возбуждающим, а когда все закончилось, он почувствовал счастье и умиротворение. Маркус был намерен встретиться с ней опять и удостовериться в реальности всех ее прелестей, которые открылись ему, хотя все это могло оказаться лишь причудливой игрой его воображения. Но вряд ли стоило объяснять это Памеле.
Она даже не заметила их гостью. Памела была так занята, пытаясь показать ему, какая она чудесная любовница, – тщетные потуги, – но, видимо, таким способом она надеялась добиться повышения своего денежного содержания. Она была шлюхой, так что было даже забавно развлекаться с ней, видеть ее притворство и попытки вновь разжечь его любовь. Но Маркус был стреляный воробей, когда-то она его крепко проучила, и во второй раз он не поддастся на ее змеиные уловки.
– Откуда столь внезапный интерес к огненно-рыжим женщинам? – спросила Памела.
Она окинула его подозрительным взглядом, но Маркус напустил на себя равнодушный и безразличный вид. Памела могла сколько угодно всматриваться в него, но узнать, о чем он думает, она была не в силах.
Маркус изменил тему беседы.
– Ты не видела мое кольцо с печаткой? Его не было на месте, когда я одевался сегодня утром.
– Зачем оно мне? А ты не допускаешь, что твоя огненно-рыжая красавица похитила его?
– Я подозревал тебя.
Рот Памелы стянулся в узкую щель, она надулась.
– Ты просто скотина! Как я еще позволяю тебе бывать в этом доме?
– Может быть, потому что этот дом мой?
Личные апартаменты Маркуса находились прямо над игорным залом, который нанимали братья Стивене, вместе с тем он разрешил Памеле жить во всем доме, который стал для него невыносимым.
– Всякий раз, когда ты останавливаешься здесь, ты грубо напоминаешь мне об этом. Если ты так меня презираешь, то почему бы тебе не выгнать меня на улицу, и дело с концом?
