— Вот это уж точно. — Грейстоун подозрительно прищурился. — На улицах Лондона слухов не меньше, чем грязи, верно? Но вы совершенно правы, полагая, что я предпочел бы такую жену, которая не тащит за собой шлейф слухов и сплетен.
— Я уже пожелала вам удачи, милорд. — Ее весьма удручило услышанное, поскольку Грейстоун подтвердил все разговоры о его знаменитом списке. «Надеюсь, вы не слишком пожалеете о том, как высока подняли планку?»— усмехнулась про себя Августа и крепче прижала к себе дневник Розалинды Морисси. — Если позволите, милорд, я бы хотела, вернуться в свою комнату.
— О, разумеется. — Грейстоун с мрачноватой вежливостью поклонился и чуть отступил в сторону, чтобы она могла пройти между ним и письменным столом Энфилда.
С облечением увидев открывшийся перед ней путь к спасению, Августа осторожно обогнула стол и проскользнула мимо графа. Она отдавала себе отчет в излишне интимном характере их беседы. Грейстоун и в костюме для верховой езды, и во фраке выглядел достаточно впечатляюще, чтобы она не могла оторвать от него глаз. Но Грейстоун в халате перед отходом ко сну — нет, это было уже слишком для ее необузданной фантазии!
Она пролетела через всю библиотеку, когда вдруг вспомнила нечто важное и резко обернулась к графу:
— Сэр, я должна задать вам один вопрос.
— Да?
— Сочтете ли вы себя обязанным упомянуть лорду Энфилду хотя бы о некоторых обстоятельствах нынешнего неприятного происшествия?
— А как бы вы поступили на моем месте, мисс Баллинджер? — сухо спросил он.
— О, если бы я была настоящим джентльменом, я непременно сохранила бы все в тайне, — торопливо заверила она его. — В конце концов, на кон поставлена честь дамы.
— Боже, как это верно! И заметьте, не только честь вашей подруги. Ваша репутация сегодня подвергалась не меньшему риску, не правда ли, мисс Баллинджер? Вы играли чересчур поспешно и проиграли самое драгоценное украшение в короне женщины — ее репутацию.
Черт бы его побрал! Это действительно какое-то надменное самоуверенное чудовище! И какой напыщенный!
— Да, вы правы, я кое-чем рисковала нынче ночью, милорд, — произнесла Августа ледяным тоном. — Но вы, должно быть, помните, что я принадлежу к нортамберлендской ветви рода Баллинджеров? Женщины в нашей семье никогда особенно не беспокоились о соблюдении светских правил.
— Значит, вы не считаете; что большая часть этих условностей создана для вашей же защиты?
— Нисколько. Эти правила придуманы для удобства мужчин, и ни для чего более.
— Прошу прошения, но смею с вами не согласиться, мисс Баллинджер. Иногда светские правила оказываются исключительно неудобными для мужчин. И я совершенно уверен, что данные обстоятельства — именно такой случай…
Она неуверенно взглянула на него, нахмурилась, а потом все-таки решила пропустить сие загадочное заявление мимо ушей.
— Сэр, я прекрасно знаю, что вы в наилучших отношениях с моим дядюшкой, и мне бы не хотелось, чтобы мы с вами стали врагами.
— Вполне с вами согласен. Уверяю вас, у меня нет ни малейшего желания становиться вашим врагом, мисс Баллинджер.
— Благодарю вас. Но тем не менее вынуждена признать: у нас с вами очень мало общего, милорд. Мы слишком разные — как по темпераменту, так и по интересам. Не сомневаюсь, вы и сами это понимаете. Вы будете вечно скованы диктатом чести и приличий, а также бесконечными надоедливыми предписаниями, которые правят нашим обществом.
— А вы, мисс Баллинджер? Неужели вы не скованы ничем?
— Ничем, милорд, — искренне призналась она. — Я намерена испить до дна чашу своей судьбы. В конце концов, я последняя из семейства нортамберлендских Баллинджеров. А представители этого семейства скорее подвергли бы свою жизнь отчаянному риску, чем дали бы похоронить себя под кучей никому не нужных дурацких добродетелей!
— Ну-ну, успокойтесь, мисс Баллинджер, вы меня разочаровываете. Разве вы не слышали, что добродетель всегда вознаграждается?
Августа сверкнула на него глазами: она смутно подозревала, что Грейстоун просто дразнит ее. Однако постаралась убедить себя в обратном:
— Я слишком мало видела тому примеров, милорд. А теперь, пожалуйста, все-таки ответьте на мой вопрос. Сочтете ли вы себя обязанным рассказать лорду Энфилду, что сегодня ночью вы застали меня в его библиотеке?
Граф наблюдая за ней из-под опущенных век, сунув руки глубоко в карманы халата.
— А как вы думаете, мисс Баллинджер?
Она быстро облизнула верхнюю губку и улыбнулась:
— Я думаю, милорд, вы запутались в силках ваших же собственных правил. Вы не можете рассказать Энфилду о ночных событиях в библиотеке, ибо это угрожает вашему достойному восхищения моральному облику, вами же созданному, не так ли?
— Вы правы. Я не скажу Энфилду ни слова, но у меня есть на то личные причины, мисс Баллинджер. А поскольку вам эти причины не известны, я очень советую: не делайте слишком поспешных выводов.
Она чуть склонила голову набок, размышляя над его словами.
— …Причина вашего молчания, вероятно, заключается в чувстве долга по отношению к моему дядюшке? Вы дядюшкин друг и не хотите ставить его в неловкое положение из-за моей сегодняшней выходки.
— Ваши слова отчасти соответствуют истине, хотя, конечно же, это еще далеко не все.
— Ну что ж, каковы бы ни были истинные причины вашего молчания, я вам за него благодарна. — И Августа вдруг радостно улыбнулась при мысли, что теперь ничто не грозит ни ей, ни ее подруге Розалинде Морисси. Потом спохватилась: на еще один очень важный вопрос она пока не получила ответа. — Но… скажите, милорд: как вы узнали о том, что я намерена сделать сегодня ночью?
Теперь улыбнулся Грейстоун. Его улыбка, правда, больше напоминала странную гримасу. У Августы по спине пробежал холодок тревоги.
— О, так или иначе, этот вопрос не даст вам уснуть, мисс Баллинджер. Что ж, подумайте над ним хорошенько. Возможно, вам принесут пользу размышления о том, что и тайные дела некоторых дам могут легко стать предметом сплетен и пересудов. Мудрая молодая женщина должна быть предельно осторожной т не пускаться в столь рискованные предприятия, на какое вы отважились сегодня ночью.
Августа раздраженно наморщила носик.
— Мне следовало бы помнить, что нельзя задавать вам подобные вопросы. Столь высокомудрый человек, как вы, никогда не упустит возможности прочесть нравоучительную лекцию. Но на этот раз я вас прощаю: я благодарна вам я за помощь, и за обещанное молчание.
— Очень надеюсь, что вы не забудете о своей благодарности…
— Разумеется.
Повинуясь безотчетному порыву, Августа вдруг подошла к письменному столу, остановилась прямо перед Грейстоуном, приподнялась на цыпочки и легко, едва коснувшись губами, поцеловала его в щеку, почти у резко вылепленного подбородка. Граф словно окаменел. Августа заметила его замешательство и не сумела удержаться от смеха.
