На обратном пути мальчишки только и делали, что радостно хлопали ее по плечу, говорили, что она “парень что надо”, и снова и снова оправдывались и извинялись.
– Ну, не хватает только любовных признаний. Думаю, мне не придется долго ждать излияний от тебя, Энтони Варден… Или от тебя, Нед, – поспешила добавить она.
Но ждать пришлось. И до сих пор она ждала, когда Тони догадается увидеть в ней не только доброго приятеля и старого друга. Он до сих пор так и не догадался. И даже не особенно скучал о ней. Уехал в университет, а появляясь время от времени дома, ходил танцевать в самые разные места, куда его охотно приглашали. Если и встречался с нею, то только для того, чтобы поделиться тайнами своих похождений. Именно она была первым человеком, которому он сказал о намерении обзавестись патентом на офицерский чин. Как бы то ни было, в доверительности этой отсутствовало что-то большее, чем та истина, которую он никогда не уставал повторять, – он считает ее своим самым надежным и к тому же старым другом.
Сезон, в котором состоялся ее первый выход в свет, Тони провел за Ла-Маншем, на континенте, и потому столь важное событие в ее жизни как-то поблекло и обесценилось. Она надеялась, что, встретив ее в обществе в качестве невесты на выданье, он сразу же все поймет, то есть осознает, что он в нее влюблен и всегда любил только ее. Второй ее сезон был удачнее: Тони сопровождал ее повсюду, сплетничал с нею, задирался, выспрашивая у нее подробности ее сердечных побед. Однако, вальсируя с нею, он ни разу не попытался хотя бы покрепче обнять ее, не говоря уже о поцелуе.
Когда у него умер отец, она очень сочувствовала горю Тони и помогала чем могла. А во время похорон Неда, когда гроб опускали в могилу, она повисла у Тони на руках, не в силах удержаться от рыданий. Через несколько дней после похорон она сочинила ему письмо, в котором не только выразила соболезнования, но и предложила Тони свое плечико в качестве подушки, в которую он всегда волен выплакаться, если такая нужда у него возникнет. Но Тони так ни разу и не заговорил с нею о Неде, а нынешний сезон, для нее третий, проводил возле Клодии Хейлзуорт, леди Фэрхейвен.
Леди Барранд судила верно: родители нынешней леди Фэрхейвен в свое время видели в щедро одаренной Венерою дочери этакий абонемент на посещение дорогого ресторана. А вот лорд Фэрхейвен, изображаемый досужими языками чуть ли не вампиром-сердцеедом вроде Синей Бороды, на самом деле, на второй день по возвращении из Индии, где он провел много лет, без памяти влюбился в жившую по соседству миниатюрную блондинку. За те двадцать лет, которые он прожил на чужбине, лорду Фэрхейвену удалось сколотить внушительное состояние. Родители Клодии поверили, что никаких затруднений с деньгами у них уже не будет. Лорд Фэрхейвен не только принял из их рук подросшую дочь, но и избавил от расходов на сезон, которых нельзя было бы избежать, выводя дочь в свет.
В свете же пророчили, что через год Джастин Хейлзуорт охладеет к молодой супруге, а та постарается утешиться с мужчиной помоложе. Но высшее общество не угадало.
* * *
Клодия пережила и ухаживания, и венчание в состоянии какого-то ошеломления. Родители столько лет твердили ей, какова должна быть ее судьба, что она не противилась их стараниям руководить ее жизнью. Она без малейшего колебания и вполне искренно давала утвердительные ответы и на предложение лорда Фэрхейвена, и на вопросы венчавшего их с лордом священника.
Но когда они, уже только вдвоем, прибыли в свой новый дом, произошедшее наконец дошло до ее сознания. Она, совсем юная и невинная, соединена отныне супружескими узами с человеком, который на тридцать лет ее старше и которого она почти не знает. В карете она украдкой разглядывала его. Высокий, сухощавый, седой, кожа потемнела от долгого пребывания на свежем воздухе в тропическом климате. Мать коротко поведала ей, что ее ждет сегодняшним вечером. Но вид его ладоней с длинными пальцами приводил Клодию в содрогание: подумать было страшно, что ее будут касаться эти руки. Руки супруга.
Лорд Фэрхейвен почувствовал ее дрожь и укрыл ее своим пальто. Когда же озноб унять не удалось, он взял ее за руку и спросил:
– Ты, милая, похоже, не меньше меня боишься.
У Клодии перехватило дыхание. Она заглянула ему в лицо.
– Ну да, – улыбаясь, продолжал он, – не одной тебе страшно, Клодия. Мне тоже. Я, дряхлый граф, собираюсь ублажить свою юную нареченную. Да еще рассчитываю на это в первую же брачную ночь. А сама молодая боится, что не сумеет скрыть свое неудовольствие.
К Клодии вернулся дар речи:
– Незачем умалять свои достоинства, милорд.
– Джастин. Зови меня Джастин, милая. Прошу тебя.
– Как-то мне не по себе… Джастин. Но страшно мне не потому, что вы старше, а потому, что я молода и неопытна.
– Ты не только красива, Клодия, ты еще и добра, – ответил лорд Фэрхейвен, и какой-то огонек зажегся в его глазах. – Но, заверяю тебя, если в почтенном возрасте и есть что-то хорошее, так это опыт. Невинностью своей, Клодия, ты меня и прельстила. Вот что: сегодня мы просто поужинаем вместе, а отдыхать будем порознь. И уйдем спать пораньше. Мы свое все равно возьмем, но торопиться незачем.
Благодарный взгляд Клодии был наградой ему за воздержанность. Так, во всяком случае, счел сам Фэрхейвен. И за ужином они посидели очень хорошо. Он увлекательно рассказывал разные истории. А раз уж он столько времени провел на Востоке, то воспоминаний о всяких занятных происшествиях было много. Когда он поднялся, чтобы проводить Клодию в ее спальню, она чувствовала себя так легко, как никогда прежде.
Проснувшись утром, она долго рассматривала дверь своей комнаты. Она вольна подождать. Он ясно дал понять, что торопить ее не будет, что подождет, когда она сама позовет. Но чего ждать? К чему трястись, словно кролик, страшась неминуемого? И, накинув шелковый халат, она отворила дверь.
Ее супруг уже проснулся и читал в постели. Он удивленно поглядел на нее, нерешительно стоявшую у порога, и подвинулся, приглашая ее прилечь рядом. Она нырнула к нему под покрывала. Он снял очки и положил вместе с книгой на столик у кровати.
– Значит, тебе хватило духу явиться к старому льву в его логово? – Лорд Фэрхейвен легонько погладил ее по щеке. Клодия слегка поежилась. – Все еще боишься, милая?
– Нет, нет. Мне… приятно, – прошептала она.
Лорд Фэрхейвен провел пальцем вдоль ее щеки, задержав палец у ее губ.
– А так хочешь? – спросил он, наклоняясь, чтобы поцеловать.
– Да, – отозвалась Клодия после его нежного поцелуя.
Он снял с нее халат, и глаза его, увидев ее небольшое, но хорошо развитое тело, заметно оживились. Клодия залилась краской и, прежде чем он коснулся ее сорочки, поспешила избавиться от нее самостоятельно. Потом легла рядом, вытянувшись по стойке “смирно”, и застыла в неподвижности.
