– Ну, знаете! – воскликнула леди Пруденс, побагровев от возмущения.
При звуках ее голоса мужчины дружно повернулись и уставились на нее, сообразив вдруг, что совсем забыли о ее присутствии. Упоминание о Джастине всегда действовало на сэра Рейналфа как красная тряпка, а лорд Беренджер-Уайт просто увлекся разговором. Он прокашлялся и втянул голову в костлявые плечи. Леди Пруденс устремила яростный взгляд на сэра Рейналфа:
– Как можно вести столь варварские разговоры в обществе дамы?! Надеюсь, вы ограничитесь более приятными темами, когда мы прибудем на место. Все эти упоминания о рабах, японских императорах, женщинах, выпивке и об этом пройдохе, твоем братце…
– Кажется, приехали, – громко объявил сэр Уилфред. Экипаж замедлил ход и остановился. – Ты, как всегда, права, дорогая. Ни к чему обсуждать подобные вещи. Ты позволишь? – Он предложил ей руку.
Леди Пруденс проигнорировала помощь мужа и выбралась из кареты, опершись на затянутую в перчатку руку Чамберса, после того как тот опустил ступеньку. Прошествовав через узорные чугунные ворота, она поднялась по ступенькам довольно скромного особняка с таким видом, словно привыкла являться к чаю с опозданием на час.
Слуга, ответивший на звонок, слегка опешил при виде дородной дамы, облаченной в зеленый бархат, перья и кружева, но быстро пришел в себя и предложил гостям подождать в гостиной, пока он доложит о них.
– Гм… тесновато, – заметила леди Пруденс, окинув критическим оком комнату, загроможденную мебелью и безделушками. – Чем, говоришь, он занимается?
– Сигарами, – негромко отозвался сэр Уилфред. – Импортом сигар, если не ошибаюсь.
– Какой кошмар! – фыркнула она и тут же расплылась в улыбке при виде пожилой пары, показавшейся в дверях.
Супругам было под семьдесят. Осмунд Пиктол, высокий лысый мужчина, казался вдвое крупнее своей миниатюрной жены. Сигары не только были основой его благосостояния, но и любимой темой для разговоров. Он сразу же предложил каждому из мужчин по сигаре.
Его жена Констанс – крохотная особа с румяными щечками и седыми кудряшками, выбивавшимися из-под кружевного чепчика, – непрестанно всплескивала руками то ли от избытка чувств, то ли разгоняя клубы дыма, витавшие вокруг ее мужа. Они порхали, пока ее представляли гостям, и когда она отошла в сторону, чтобы ее подопечная могла выступить вперед и поздороваться с женихом.
Вымолвив слова приветствия, Чайна Грант приняла из рук сэра Рейналфа букетик барвинка, залившись ярким румянцем, словно ей вручили охапку диких орхидей. Она была в черном, соблюдая траур по отцу, почившему чуть менее года назад. Платье с глухим воротом, узким лифом и завышенной талией не давало оснований предположить, что под ним скрывается нечто более соблазнительное, чем юная девушка с едва оформившейся фигурой. Черные как смоль волосы, стянутые в немодный узел на затылке, обрамляли бледное лицо с голубыми глазами, опушенными мохнатыми ресницами, и немного пухлым, но изящно очерченным ртом, не нуждавшимся в помаде. Она сидела на краешке кресла, выпрямив спину и сцепив на коленях руки; только побелевшие костяшки пальцев выдавали ее волнение.
Настроение сэра Рейналфа не стало лучше, когда он убедился, что девушка мало изменилась со времени их последней встречи. На ней не было ни унции лишней плоти. Нос казался слишком острым, подбородок чересчур подверженным дрожи, а глаза непомерно большими. Ее несомненными достоинствами были лишь свежий цвет лица и гладкая безупречная кожа, очевидно, благодаря воздействию сельского воздуха. Что же касалось характера невесты… Скорее всего, она с визгом кинется прочь от брачной постели или, что еще хуже, будет лежать, шокированная и испуганная, молясь о том, чтобы сразу же забеременеть и быть избавленной от супружеской близости на следующие девять месяцев.
Вздохнув, сэр Рейналф занялся крохотными пирожными с джемом и взбитыми сливками, которые привезли на тележке, сервированной для чая. Он подумал о Бесси Тун, и на душе у него полегчало.
Из-под опущенных ресниц Чайна Грант незаметно наблюдала за мужчиной, за которого ей предстояло выйти замуж через две недели. Он сильно изменился: казался выше ростом и шире в плечах. Его ореховые глаза пронзали насквозь, словно пытались докопаться до самых сокровенных мыслей. Она почти ничего не знала о нем, помимо тех сведений, что сообщила ей миссис Пиктол. Сэр Рейналф был старшим из трех братьев, врач по призванию, и в возрасте тридцати пяти лет имел все шансы быть избранным в парламент. Он осуждал рабство и тяжелые условия труда на фабриках. Критиковал грязь в трущобах и добивался принятия мер по очистке городов, дабы исключить опасность заражения и ежегодных эпидемий. Он был талантливым оратором, прекрасным хирургом и пользовался влиянием в широких кругах. Чайна не могла придумать ни единой причины, заставившей его снизойти до брака с девушкой, не имевшей ничего, что способствовало бы осуществлению его замыслов. Ее приданое ограничивалось небольшой земельной собственностью в Девоншире. Как бы она ни старалась, в глазах светского общества она будет выглядеть деревенской простушкой, которая совершенно не годится на роль жены блистательного сэра Рейналфа Кросса.
Мужество Чайны быстро таяло по мере приближения момента, когда ей предстояло покинуть гостеприимных Пиктолов и отправиться в ее новый дом. Все было обговорено заранее, несколько месяцев назад, в соответствии с удобствами сэра Рейналфа, и она чувствовала, что уже скучает по уюту крохотной комнатки, где она провела прошлую ночь. Путешествие в почтовой карете из Девоншира с хмурыми недружелюбными спутниками было настоящей пыткой. А по прибытии в Портсмут ей понадобились вся ее выдержка и храбрость, чтобы не удариться в слезы и не сесть в первую попавшуюся карету, отбывающую домой. Оказавшись в чужом неприветливом городе, где все, казалось, глазели на нее, где каждый звук и запах оскорбляли ее слух и обоняние, Чайна чувствовала себя одинокой и неприкаянной, как в тот день, когда, проснувшись на следующее утро после похорон отца, она осознала, что осталась одна на целом свете.
Пиктолы, хоть и удивились появлению нежданной гостьи, стали для Чайны чем-то вроде оазиса в пустыне. Она перевела тоскливый взгляде приветливо улыбающейся Констанс Пиктол на величественную леди Пруденс Беренджер-Уайт. Всем сердцем она желала остаться в Кортни-Парке до дня, знаменовавшего конец ее свободы, но понимала, что это невозможно.
Подняв глаза, Чайна заметила, что сэр Уилфред изучает ее с тем же интересом, который он проявил во время представления и в первые минуты ничего не значащего разговора. Когда она нерешительно улыбнулась, то получила в ответ приглушенное «Невероятно!».
