Он стоял, пытаясь собраться с мыслями и осознать смысл ее слов.
— Вы хотите освободить меня? Безо всяких условий? Фэнси опустила глаза, и Йэн понял, что она вспомнила их недавний разговор и свои угрозы.
— Безо всяких условий. Я не могу рисковать вашей жизнью.
В этот момент она привязала его к себе крепче любых цепей.
Этот поступок, ставящий под угрозу будущее ее детей, сделал Йэна ее вечным должником. Честь, значившая для него больше, чем жизнь, требовала возврата долга.
На миг он почувствовал к ней ненависть за то, что она убила его мечту. Он распрощался с планом побега. Фэнси, сама о том не подозревая, нашла единственный способ удержать его.
— Что я должна сделать, чтобы освободить вас? — настаивала она.
Йэн вздохнул. Дьявол, должно быть, усмехался, наблюдая за этой сценой.
Ему объяснили условия его приговора. Многие из каторжников их не понимали, но не Йэн. Он изучал закон в Эдинбурге, вместе с другими науками.
Он взял бумаги, которые до сих пор не читал. Кто бы ни составил их, либо был глупцом, либо привык иметь дело с другого рода документами, поскольку в его закладной не исключалась возможность выкупить свою свободу.
Свобода! Но ее цена оказалась больше любых богатств!
Он поднял взгляд от бумаг. Фэнси напряженно ждала, прикусив губу. Она не догадывалась, какие муки причиняла ему.
— Я могу выкупить свои бумаги, — наконец сказал он.
— Тогда я продам их за ту сумму, что у вас есть.
— Вы же хотели разыскать меня на краю света, — медленно произнес он. — Почему вы передумали? Фэнси грустно улыбнулась.
— Я бы никогда этого не сделала. Я просто надеялась, что вы постепенно… привыкнете жить здесь.
Йэн вздохнул. Он не хотел говорить о Кэти, последней живой частичке его сердца.
— Дело не в том, что мне здесь не нравится, миссис Марш. Дело в том, что ни одному человеку не нравится, когда у него отбирают свободу.
Фэнси вновь опустила глаза.
— Но теперь, когда вы…
Он знал, на что она надеялась.
— Нет, миссис Марш, — после долгой паузы сказал он. — Я говорил вам, что у меня есть обязательства в Шотландии. У меня есть сестра, Кэти, ровесница вашего Ноэля. Пока я был в тюрьме, она исчезла. Я не знаю, где она и что с ней, и обязан ее найти.
Она смотрела на него с пониманием и сочувствием. В этот момент надежда умерла в его сердце.
Фэнси прикоснулась к его руке.
— Мне очень жаль, — тихо сказала она.
— Я хотел уехать сегодня ночью, — признался Йэн. — Вы должны это знать. В Честертоне стоит корабль, который на рассвете уплывает на Ямайку. Оттуда я хотел добраться до какой-нибудь французской колонии, потом во Францию и наконец в Шотландию.
В глазах Фэнси не было ни осуждения, ни упрека.
— Скажите мне, где поставить свою подпись. — Она ничем не выдала своих чувств. — А вы можете вернуться на родину?
— Да, если об этом не узнают англичане. Она посмотрела на его руку, обезображенную клеймом.
— Я хотел выжечь его, — объяснил Йэн.
— У меня есть немного денег, — наконец сказала она. — Вы можете взять все. — После недолгого колебания Фэнси добавила: — Вы также можете продать одну из лошадей в Честертоне.
Йэн никогда в своей жизни не встречал подобного благородства. Она ни о чем не просила взамен, предлагая свою помощь, несмотря на отчаянное положение, в котором находилась сама.
— А вы, миссис Марш? Что будете делать вы?
— Благодаря вам у меня будет табак. Может быть, молодой Тим Уоллес поможет мне собрать его. Если нет, я продам двухлеток и постараюсь найти иммигранта, согласного работать на меня.
— А как же Роберт Марш?
— Он лжет. У него нет никаких бумаг. Он просто хотел запугать меня.
Йэн не разделял уверенности Фэнси.
— Вы обещали вернуть мне свободу через год, — сказал он, чувствуя, что попал в ловушку. — Я буду работать у вас этот год свободным человеком.
— А как же ваша семья? — спросила она.
— Мой старший брат погиб в бою при Каллодене, а младший был повешен вскоре после этого, — резко ответил он. — От моего клана мало что осталось, и одному богу известно, где эти немногие.
Фэнси вновь прикусила губу, но ему не нужно было ни ее сострадания, ни симпатии. Он хотел лишь вернуть свой долг, и ничего больше. Год! Что, если этот год окажется слишком большим сроком, чтобы спасти сестру! Она догадывалась о том, какие мысли обуревали его.
— Я считаю, что вы должны ехать, или вы никогда не простите себе этого.
— Я не прощу себе, если что-то случится с вами и вашими близкими, — сухо возразил Йэн. — Я не могу оставить вас на милость этого подлеца.
От него не ускользнула ирония и противоречивость их спора. Она убеждала его уехать, а он доказывал, что должен остаться. Вкус свободы был горек.
Фэнси замолчала, убедившись, что он не передумает, по крайней мере сейчас.
— Я не думаю, что мы должны рисковать вашей свободой. — Она взяла в руки ручку. — Где я должна подписаться?
Йэн покачал головой.
— Подпись должна быть засвидетельствована тем, кому вы доверяете.
— Фортуной?
— Она недостаточно взрослая.
— Тогда преподобный отец, — сказала Фэнси и спохватилась, — но он вернется лишь на следующей неделе. Думаю, что должна расписаться на закладной сейчас. Я не доверяю Роберту.
Бумаги лежали на столе между ними. Для Йэна они были стеной, отделявшей его от Шотландии.
Но Фэнси была права. Ее подпись все же лучше, чем ничего.
Тем не менее ее подпись не имела смысла, если она не сможет доказать, что знала, что подписывает. А это означало усиленные занятия чтением и еще большее сближение.
Он колебался, понимая, что, допустив это, свяжет себя по рукам. Наконец Йэн написал: «Вследствие полной уплаты закладная выкуплена». Он смотрел, как Фэнси старательно выводит свое имя, ища одобрения в его глазах.
Она подписывала бумаги с такой гордостью, что у него защемило сердце.
Подписав, Фэнси свернула закладную.
— Я попрошу отца Уинфри подписать ее на следующей службе.
Он кивнул. Сделка совершилась.
Но он не знал, как ему жить дальше.
* * *
Роберт отдал измотанную лошадь груму и быстро прошел в дом, в библиотеку, где налил себе выпить. Сделав несколько больших глотков, он попытался обуздать свой гнев и обдумать план дальнейших действий.
Его блеф не сработал. У него не было бумаг, подтверждающих намерение Джона отдать ему ферму. Он не думал, что Фэнси знала об этом — обычно мужчины не обсуждают дела со своими женами. Она была всего лишь хорошенькой глупышкой.
Но он вполне мог сфабриковать новое завещание. Роберт надеялся, что ему не придется прибегать к подобным методам, но ничего другого не оставалось. Он скажет, что не предъявил свою копию завещания сразу после смерти брата, потому что не хотел лишать свою невестку фермы, но потом ему стало очевидно, что одна она не справится. Таким образом, в глазах общества он будет выглядеть великодушным и заботливым. В то же время он раздует такой скандал из факта проживания одинокого мужчины, да еще каторжника, в доме молодой вдовы, что новое завещание будет воспринято как оправданная осторожность со стороны Джона.
