– Пойдем к обрыву и посмотрим на море? – предложила она, бережно разжимая детские пальчики, судорожно вцепившиеся в юбку. Мальчик не ответил, но взял протянутую руку и послушно пошел за Боу.
Если смотреть на все без лишних эмоций, ничего особенно сложного в ее положении нет. Все, что было нужно, – это уступить желаниям Гарета и оставить Джейми заботам слуг. Не приближаться к детской. Делать вид, что его не существует. Притвориться, что ничего не изменилось.
В конце концов, большинство женщин поступили бы именно так. Разумный, здравый подход. Беда в том, что сейчас она не была в состоянии мыслить здраво. Гнев путал все карты. Она злилась на себя из-за того, что ее так легко вывела из равновесия ситуация, которая, как она понимала еще до свадьбы, могла произойти. Она была зла на Гарета за то, что он оказался именно таким, каким его считали все окружающие, и на весь мир – за то, что все ее планы и надежды превратились в дым.
Когда они подошли к краю обрыва, Джейми отпустил ее руку, и Боу крепко схватила детские вожжи. Было время прилива, и волны докатывались до утеса.
Боу смотрела на узкую полоску песка, уходящую от кромки моря в сторону городка. Сегодня спасшегося после кораблекрушения пса видно не было, лишь одинокий рыбак втаскивал лодку на берег.
Просить в письме совета у матери было слишком рискованно. Скорее всего, и герцог его прочтет, а Боу совсем не хотелось выслушивать его нотации. Надеяться на понимание подруг она тоже не могла, к тому же, если родители или мужья ее добрых знакомых узнают о содержании письма, реакцией будет только возмущение и гнев. Девственные дочери аристократов, да и молодые светские дамы не должны забивать головы мыслями о том, как себя вести с внезапно объявившимися бастардами и как о них заботиться.
Оставалась Виола. Но что, если она поделится с Лео? Брат и так держал зуб на Гарета, а в свете последних событий он, того и гляди, надумает его убить.
Боу смотрела на море, чувствуя себя ничтожной песчинкой. Маленькой и безнадежно одинокой. С тем же успехом они могли бы жить на необитаемом острове. Помощи все равно ждать неоткуда.
Безудержный детский смех эхом пронесся по коридору. Грязный, но счастливый малыш неуклюже бежал, зажав между ногами палку с лошадиной головой на конце. Джейми даже не притормозил, пробегая мимо Гарета, и Гарет даже не попытался перехватить его. Он быстро понял, что если Боу ребенок обожал, то к нему относился настороженно, если не сказать враждебно.
Пег, бывшая горничная, а теперь няня мальчика, бежала следом. Волосы ее растрепались, на фартук налипли ошметки грязи. Гарет непроизвольно вжался в стену, когда служанка попыталась на бегу сделать реверанс, приветствуя хозяина.
Боу появилась последней. Лицо ее раскраснелось от смеха. Увидев Гарета, она резко остановилась, счастливая улыбка исчезла. Гарет сделал над собой усилие, чтобы не нахмуриться. Джейми жил в доме всего неделю, и за это время Гарет в глазах окружающих превратился в чудовище. Все, включая жену, старательно его избегали, что не добавляло ему желания искать пути к сердцу мальчика.
– Он убежал из дома и отправился в гости к Фредерику, – сказала Боу, вытирая грязь с юбки. – И на этот раз он сумел пробраться в хлев.
– Любит свиней, да?
– Не так, как собак и лошадей. Гулливер не дает мне прикоснуться, но позволяет Джейми виснуть на себе и таскать за уши и хвост. Вчера Джейми попытался влезть на беднягу верхом, а сегодня, как мне думается, попробовал проделать тот же трюк с Фредериком.
– По мне, так беднягой следует назвать Фредерика, – с чувством сказал Гарет.
Боу склонила голову набок, в глазах ее был вопрос, и, похоже, она собралась его озвучить. Гарет почувствовал, как участился пульс. Ему хотелось вернуть ее былое расположение, вернуть ее в свою постель, но он так и не смог придумать, как это сделать.
– Мальчику нужен пони, – сказала она, прикоснувшись к рукаву Гарета.
Из детской донесся визг, а за ним вой – очевидно, Джейми протестовал против купания. Глаза Боу вновь зажглись улыбкой. Внезапно Гарет почувствовал, что ревнует. Как такое могло случиться? Она должна бы улыбаться ему, Гарету, а не проделкам чужого ребенка. Когда-то он был в центре ее вселенной, и мужчина, однажды это испытавший, уже не способен чувствовать себя счастливым на вторых ролях.
– Не слишком ли он мал для пони? – Если мальчик ушибется, то винить в этом она станет Гарета. А ни один мальчишка не научился ездить верхом без падений и ушибов.
– Меня впервые посадили в седло, когда я была примерно его возраста.
– Тебя посадили? – недоверчиво хмыкнув, уточнил Гарет, – или ты сама забралась в седло и отказалась вернуть брату его лошадку?
Она улыбнулась, и улыбка ее вмиг отогрела его озябшую душу. Боу ни разу не улыбнулась ему с тех пор, как в их доме появился этот ребенок.
– Вот уж не везет так не везет, – со смешинкой в голосе сказала Боу. – У моего брата слишком длинный язык. Плохо, когда муж знает обо всех детских проделках жены.
Гарет пожал плечами.
– Кража лошади – серьезное преступление. Даже если это пони, а ее хозяин давно вышел из возраста, когда на ней прилично ездить. Насколько я помню, ты как раз сидела на ней верхом, когда мы познакомились.
Боу прикусила губу. Белые зубки впились в розовую плоть, и у Гарета зачесались руки от желания к ней прикоснуться. Вид у нее был раздосадованный, но в глазах плясали озорные искры.
– Мальчик не готов для пони, пока не начнет носить штаны, – авторитетно заметил Гарет.
– Он одет в то, что было при нем, пока ему не купили другую одежду. Нужды в подгузниках у Джейми нет, и причин одевать его как младенца – тоже.
Боу шагнула к нему, и груди ее колыхнулись над краем выреза платья. От ее запаха у Гарета голова пошла кругом и зашевелилось в штанах.
– Найди ему пони, Гарет. Кому, как не отцу, учить мальчика ездить верхом!
Чувственный восторг Гарета мигом куда-то улетучился, и Боу, очевидно, тоже это заметила – она отступила на шаг и безотчетно поднесла руки к груди, словно хотела прикрыться. Из детской снова донесся плач, и она, даже не взглянув на него, поспешила на помощь няне.
Гарет устало прислонился к стене и тихо выругался. Действительно, кому, как не отцу, учить Джейми кататься верхом, да только он не был ему отцом. И он не мог заставить себя даже притвориться, что питает к мальчишке какие-то теплые чувства.
Грэнби поднял воротник, чувствуя приближение бури. Там, высоко, на вершине утеса, стояла леди Боудисия. Красивая и недоступная. А ведь она должна была принадлежать ему. Как и ее состояние.
