— Ты в безопасности, сокровище мое, — бормотал герцог. — Но ведь я мог потерять тебя!
В его голосе звучало столько ужаса и отчаяния, что Фионе хотелось тут же его утешить. Но она не могла это сделать — язык не слушался ее, словно превратился в разбухшую вату, а руки онемели.
Потрясение от понимания того, что только что произошедшее в этой башне связано с ней, лишило ее голоса и, наверное, половины сознания. Единственное, о чем она не переставала думать, так это о герцоге, о его присутствии рядом, о своей любви к нему.
Герцог отправился за людьми с лестницами и веревками, и, когда по прошествии некоторого времени спасательная команда спустила их вниз, Фиона почувствовала, что могла просидеть с ним там, наверху, еще бесконечно долго.
Герцог отнес Фиону в ее комнату и уложил на кровать.
Лишь когда она поняла, что он собирается уходить, смогла выговорить несколько слов. Ее голос прозвучал хрипло, тихо и странно. Ей самой он показался чужим, отдаленным и незнакомым.
— Ты… теперь… спасен!
Все это время она больше думала о его судьбе, о его будущем, а свою собственную жизнь даже не очень боялась потерять.
— Да, я спасен, и у меня теперь есть будущее! Все благодаря тебе, — ответил герцог.
Они были не одни в комнате, миссис Мередит суетливо готовила компрессы и примочки для Фионы. Поэтому герцог не мог сказать ничего большего. Он лишь бережно взял руку своей спасительницы — с ободранной кожей, изломанными ногтями, перепачканную грязью и кровью, — поднес ее к губам и поцеловал.
И вышел из комнаты.
Вскоре появился врач. Он не дал ни одного дельного совета, сказал только, что пострадавшей следует расслабиться и хорошенько отдохнуть.
После его ухода Фиона объяснила миссис Мередит, какие заварить травы, и, выпив целительный отвар, заснула крепким спокойным сном.
Проснувшись на следующий день, она хотела подняться, но миссис Мередит сообщила ей, что по указанию герцога ей следует оставаться в постели.
— Его светлость не хочет, чтобы вы что-нибудь видели, — пояснила миссис Мередит, многозначительно тараща глаза. — Сегодня будут поднимать тело ее милости и то, что осталось от ее светлости из воды в той жуткой башне. Хозяин приказал, чтобы вокруг не было зевак.
Фиона передернулась.
Представляя двух родных сестер, лежавших мертвыми на холодном камне под черной водой, она чувствовала, что по ее телу бегут мурашки. Разгадка тайны исчезновения герцогини представляла собой, как выяснилось, нечто страшное, связанное с безумием.
Самым главным было то, что годами висевшая над герцогом мрачная туча подозрений рассеялась с появлением этой самой разгадки. Разгадки, столь неожиданной и невероятной для всех обитателей замка, для всей Шотландии.
«Теперь те, кто подозревал его в совершении убийства, должны пожалеть о своем поведении», — с улыбкой подумала Фиона и вновь заснула.
На следующий день Фиона нисколько не удивилась, когда миссис Мередит сообщила ей, что они с Мэри-Роуз должны срочно покинуть замок. Для их отъезда во владение графа все уже было готово, а графиня с нетерпением ждала гостей.
Фиона надеялась, что до отбытия ей выдастся возможность побыть с герцогом наедине, хотя бы совсем недолго. Но, войдя в дорожных одеждах за руку с маленькой Мэри-Роуз в центральную гостиную замка, она сразу поняла, что это невозможно.
Герцог шагнул им навстречу. Но был не один, а в компании графа и шести незнакомых ей мужчин величественного вида — важных представителей его клана. Все эти люди отказывали ему в дружбе и радушии на протяжении всех этих лет с момента исчезновения герцогини.
Герцог представил родственников Мэри-Роуз, а затем Фионе.
— Я решил отправить племянницу к матери графа Сельвея. Пока неприятности не утихнут, пусть поживет там, — объяснил он.
— Считаю, вы поступаете весьма мудро, Стрэтрэннок, — сказал один из его родственников, мужчина в годах. — Сейчас замок — неподходящее место для женщин.
Он посмотрел на Фиону, и она заметила промелькнувшее в его глазах восхищение. Кроме того, нельзя было не отметить, что и другие мужчины окидывали ее любопытными и явно восторженными взглядами.
— До свидания, мисс Уиндхэм, — сказал герцог уравновешенным тоном. Он прекрасно владел собой. — Очень благодарен вам за то, что привезли мою племянницу с Юга. Жаль только, что уезжать вам приходится в столь неприятной обстановке.
— В любом случае у меня осталось много замечательных воспоминаний о пребывании здесь, ваша светлость, — спокойно ответила Фиона.
Она все поняла: эта маленькая сцена была разыграна перед посетителями герцога для того, чтобы они не стали задавать лишних вопросов о ее присутствии здесь. И чтобы не придали этому присутствию особого значения.
— До свидания, дядя Эйден! — воскликнула Мэри-Роуз, когда герцог поднял ее на руки. — Я хочу поскорее вернуться и продолжить ходить на рыбалку! Дональд говорит, что скоро я научусь ловить рыбу так же, как вы, или даже лучше!
Последовал взрыв хохота, и Фиона с Мэри-Роуз, поклонившись, покинули гостиную в сопровождении графа. Их проводили доброжелательно и радушно, им пожелали удачной поездки и всего самого наилучшего.
У главного входа в замок уже стояли два экипажа. Один предназначался для Фионы и Мэри-Роуз, в другой были погружены их вещи. Кроме того, в нем сидели две служанки — наиболее смышленые и исполнительные, по словам, миссис Мередит.
— В компании моей матушки вам не придется скучать, — сказал граф, когда лакей укладывал коврик на колени Фионы и Мэри-Роуз. — И передайте ей, пожалуйста, это письмо. Скажите, я буду постоянно держать ее в курсе происходящих здесь событий.
Фиона поняла, что в словах графа таится и второй смысл, предназначенный лишь для ее понимания.
Когда она протянула руку, и он вложил в нее послание матери, о котором только что упоминал, ее сердце замерло от радостного предчувствия: конверта было два!
Лишь отъехав на приличное расстояние, когда замок исчез из вида, она осмелилась взглянуть на то, что держала в руках.
Интуиция ее не подвела: одно из посланий предназначалось для нее.
Дрожащими от волнения пальцами Фиона распечатала конверт, извлекла из него сложенный вдвое лист бумаги, развернула его и увидела всего три слова. Но слова эти включали в себя все, что ей было нужно:
«Я люблю тебя!»
Она сразу догадалась, что в старательно и регулярно посылаемых письмах матери от графа будут вести и для нее — от герцога.
«Неплохо они придумали», — отметила про себя Фиона.
Но ее душа изнывала от желания видеть его, ощущать его близость, слышать его голос… Удаляясь от него, она чувствовала, что становится бесконечно несчастной и одинокой.
