Стояло лето, и нам было очень жарко в новых бархатных платьях. Я чувствовала, как мой лоб покрывается каплями пота, которые, к счастью, скрывала вуаль. После слов Людовика в зале воцарилась тишина. Мы стояли на коленях, опустив глаза. Время шло. Я изучала узорчатую плитку на полу. Долго Маргарита собирается держать нас в этой унизительной позе? И что она скажет нам, удовлетворив свое тщеславие?
Бросьте их в подземелье. Конфискуйте имущество. Пусть они закончат свои дни в заточении, как и мой супруг Генрих, которого они лишили священного права на престол.
— Вы можете встать.
У Маргариты был низкий и приятный голос. Она бегло говорила по-английски, приложив усилия к изучению языка страны, королевой которой она была. Тем не менее, несмотря на проведенные в Англии годы, Маргарита не сумела избавиться от акцента. Быть может, она просто не захотела от него избавляться? — подумала я, вспомнив, что об упрямстве и своеволии этой дамы ходили легенды.
— Я, разумеется, помню вас, миледи Уорик, но не вашу дочь.
Я осмелилась поднять глаза. Королева смотрела на нас холодно и враждебно. Маргарита Анжуйская никогда не была и не будет нам другом. Воспользовавшись ее позволением и выпрямившись, я смогла удовлетворить свое любопытство относительно этой женщины, которую меня научили считать злейшим врагом, воплощением зла, французской шлюхой… да мало ли нелестных слов о ней я услышала за свою жизнь в окружении сторонников Йорков. Наверное, я ожидала увидеть старую каргу со злобным, изборожденным глубокими морщинами лицом, похожую на злую колдунью из народных сказок. Но нарисованный в моем воображении образ абсолютно не соответствовал представшей перед моими глазами картине. Передо мной на золоченом троне, обхватив маленькими ручками в золотых перстнях резные подлокотники, сидела невероятно красивая женщина.
Но наиболее сильное впечатление на меня произвела необыкновенная энергия, излучаемая этой восседающей на великолепном троне миниатюрной леди. Мне сразу стало ясно, что она чрезвычайно умна и обладает несгибаемой волей. В настоящий момент она устремила на нас взгляд, в котором горела откровенная ненависть. Волосы Маргариты были скрыты под закрученным в виде тюрбана покрывалом, но я слышала, что они у нее белокурые. У нее была мягкая кожа с россыпью веснушек на переносице аккуратного носика. Губы были маленькими и упругими, как и ее презрительно вздернутый подбородок. Пронзительные карие глаза скрывали мысли Маргариты, но не отвращение, которое она испытывала к представленным ей дамам. Такое выражение я видела лишь на лице нашего дворецкого, господина Хэмптона, когда однажды осенью кладовые Миддлхэма подверглись нашествию крыс. Тогда он натравил на захватчиков всех наших собак, которые хватали грызунов, злобно их трепали, а затем прокусывали им горло. Теперь с таким же выражением на нас взирала Маргарита, до глубины души возмущенная тем, что ей приходится иметь дело с такими крайне неприятными особами, как дочь и супруга ее заклятого врага. Разница была лишь в том, что бдительно наблюдающий за ней Людовик не позволил бы ей разделаться с нами так, как господин Хэмптон расправился с крысами.
— С чем пожаловали?
Графиня подготовилась к этой встрече. Разумеется, ей не нравилась исполняемая ею роль, но выбора у нее не было. Она сложила ладони перед собой и заговорила так проникновенно, что даже я ей поверила.
— Я пришла, чтобы заверить ваше величество в искренности намерений милорда Уорика в отношении вас и вашего сына.
— Ну еще бы. — Маргарита отвела глаза от мамы и столь же безжалостно уставилась на меня. — А что скажешь мне ты, дочь архипредателя? Твой отец сверг моего сына с престола. Теперь ты знаешь, что это такое — лишиться имущества, земель и привилегий. Mon Dieu! Как же я этому рада! Что ты можешь сказать о чести своего благородного папеньки? — Ее губы раздвинулись в злобном, похожем на звериный, оскале. — Существует ли она вообще?
Меня трясло. Я потеряла дар речи. Такого я не ожидала. Я никак не думала, что Маргарита вообще обратит на меня внимание, не говоря уже о том, чтобы задавать мне вопросы. Я вообще не понимала, зачем я ей понадобилась.
— Ваше величество, — я попыталась взять себя в руки, — отец осознал свои ошибки и раскаялся. Он хотел бы встать под знамена Ланкастеров и вернуть трон королю Генриху.
Маленький ротик королевы презрительно искривился.
— А тебя хорошо натаскали.
— Я внимательно слушаю все, что говорит отец, — вступилась я за графа. — Я не знаю случая, когда он преднамеренно изменил бы данному слову или совершил бы бесчестный поступок.
— Он выдал твою сестру замуж за Кларенса вопреки запрету Эдуарда. Разве не так? — отрезала моя царственная собеседница. — Разве это не бесчестный поступок? Ведь тем самым Уорик предал оказанное ему доверие.
— Это действительно так. Идея этого брака принадлежит ему. — Мои мысли отчаянно метались в поисках какого-нибудь объяснения этому откровенному неповиновению воле монарха. — Возможно, это действительно предательство, потому что Эдуард выступал против этого союза. Но его светлость Кларенс уже достаточно взрослый и не нуждается в разрешении брата на брак. — Я повторила только то, что уже слышала. — Но он нуждался в разрешении Папы Римского, и он его получил. Моя сестра также имела право на самостоятельный выбор. — Что ж, я сделала все, что могла.
Маргарита не удостоила меня ответом, царственно отмахнувшись от моих разъяснений. Я испытала облегчение.
— А сколько тебе лет? — внезапно спросила она.
Это прозвучало так неожиданно, что я мгновенно насторожилась.
— Четырнадцать, ваше величество.
— Гм-м. — Королева с головы до ног окинула меня таким взглядом, словно я была низшим созданием, кем-то вроде таракана, и ей хотелось раздавить меня каблуком своей золоченой кожаной туфельки.
Мы молча ожидали, а напряжение продолжало нарастать, пока все пространство под высокими сводчатыми потолками зала не оказалось заполнено излучаемой Маргаритой враждебностью. Ее ненависть давила на наши плечи так же сильно, как и жара. Наконец Маргарита перевела взгляд на графиню.
— Ваш муж опорочил мое доброе имя. Тем самым он бросил тень на происхождение моего сына. Он осмелился утверждать, что Эдуард — плод внебрачной связи. Как я могу его простить?
Что было толку отрицать общеизвестные факты?
— Граф искренне об этом сожалеет, ваше величество. Он знает, что поступил дурно, раскаивается и готов просить прощения за вред, причиненный вам и принцу. Мой господин страстно желает добиться вашей благосклонности и позволения верой и правдой служить вам.
