По лицу Блейка промелькнула тень печали.
— Это не может служить оправданием той судьбы, которая выпала впоследствии моей семье. Я могу забыть то, что пережил сам, но я никогда не прощу страданий моей матери и сестры.
При упоминании о гибели женщин семьи Мэллори боевой пыл Виктории несколько охладел. И хотя Блейк старался скрыть поднявшуюся в нем скорбь, она уловила это чувство, отразившееся на его лице.
Его печаль была глубоко погребена под слоями ненависти, которая с годами проникла в его кровь и отравила его существование.
— Мне очень жаль. Я слышала, твоя мать умерла от туберкулеза из-за плохих условий в работном доме, но я никогда не знала, что случилось с твоей сестрой Джудит. — Сестра Блейка была старшим ребенком в семье Мэллори, и Виктория помнила, что она была сдержанной и очень женственной.
— Подробности ее смерти не имеют значения, — процедил сквозь зубы Блейк.
Виктория почувствовала, что всколыхнула в нем болезненные воспоминания, и коснулась его руки:
— Это было давно. Может быть, лучше, если мы все это забудем?
Блейк вскинул голову, его ноздри раздувались, как у взбешенного зверя.
— Я ни секунды не сомневаюсь: во всем виноват Чарлз Эштон, и я прослежу, чтобы он получил по заслугам. Наш короткий разговор напомнил мне, что я отклонился от своей цели. Проще говоря, моя дорогая, ты меня отвлекла. Но больше этого не случится.
Блейк убрал ее руку со своего рукава, повернулся и вышел. Виктория была потрясена.
— Наливай полнее.
Джастин поднял хрустальный графин и снова наполнил стакан Блейка дорогим бренди.
— Если пить такими темпами, почему бы, не взять дешевый ликер?
— Потому что в подвалах Роузвуда нет дешевых напитков, — рассмеялся Блейк и откинулся на спинку стула.
Джастин, поставив локти на стол, внимательно изучал своего давнего друга и работодателя. Когда они вернулись от леди Саманты, Джастин последовал за взбешенным Равенспером прямо в его комнату.
Виктория приехала домой позже, настояв, чтобы кучер привез ее в Роузвуд отдельно. И это, по мнению Джастина, было мудрым-решением.
Джастин с Самантой слышали громкую перепалку Блейка с Викторией, которая, очевидно, и повергла его в такое мрачное настроение. Переступив порог собственного дома, хозяин Роузвуда немедленно потребовал стакан и графин. Он решил напиться до бесчувственного состояния.
— Я так понимаю, сегодня ты разрушил все, над чем, так упорно трудился, чтобы добиться мисс Эштон? — спросил Джастин с озорным блеском в глазах. Он считал, что может говорить напрямик, когда его друг это заслужил.
— Не будь таким самоуверенным, Вудуард, — нахмурился Блейк. — Глядя на вас с Самантой, я бы сказал, что вы тоже были, не очень довольны друг другом.
— Шах и мат! — Джастин в шутливом салюте поднял свой стакан. — Меня не обрадовало участие Саманты в этой игре с Натаном Сент-Брайдом. Но если я хоть немного знаю свою коварную женщину, то эта встреча Виктории с Сент-Брайдом была организована с единственной целью — вызвать твою ревность. Но потом, когда ситуация вышла из-под контроля, Саманта пожалела о своих действиях.
— Мы говорили о ее отце. — Блейк побарабанил пальцами по столу. — Я полагаю, ты слышал. Она осмелилась намекнуть, что мой гнев должен быть направлен не на Чарлза Эштона, а на собственного отца, за то, что он совершил самоубийство.
Слова Виктории продолжали звучать в мозгу Блейка. Виктория действительно задела его за живое, и ему не хотелось даже думать о том, что в ее словах могла быть хоть какая-то доля правды. Если бы не предательство Эштона, его отец не покончил бы жизнь самоубийством, а мать и сестра были бы живы.
— Она слепо защищает его, — раздраженно заметил Блейк.
— Ты винишь ее за это?
— Ее мнение ничего для меня не значит, — отрезал Блейк. — Я уже сказал ей, что могу забыть ад, который прошел сам, но никогда не прощу смерть матери и сестры.
— Она знает?
— Только о болезни матери. О Джудит — нет!
— Может, тебе следует рассказать о ней Виктории? — заметил Джастин.
— Для чего? Подробности, скорее всего, вызовут у нее отвращение, и из-за своей наивности Виктория может все неправильно понять или, что еще хуже, начнет сравнивать себя с Джудит.
— Тогда ты возвращаешься к началу своих ухаживаний. Блейк запрокинул голову, осушил стакан и со стуком поставил его на стол.
— Какой же я дурак! Я позволил ей отвлечь меня от единственной мысли, которая жгла мою душу и заставляла жить все эти годы.
— Она очень красивая женщина, — пожал плечами Джастин. — Она живет под твоей крышей и спит в комнате через холл. К тому же даже слепому видно, что ее тянет к тебе.
Блейк выругался.
— Я мог бы разбить дверь ее спальни, сорвать с нее одежду и наброситься на нее. Утолив свой проклятый голод, я бы не чувствовал угрызений совести и воспользовался ее унижением, чтобы уничтожить Чарлза Эштона.
— Да, но ты не дикарь, каковым ты себя считаешь. И мне кажется, ты не можешь обойтись с ней так грубо, как это намеревался сделать Сент-Брайд.
При упоминании имени Сент-Брайда в животе Блейка все сжалось, а в голове вспыхнуло воспоминание о том, как этот похотливый хлыщ пытался овладеть Викторией.
Ослепляющая ярость едва не свалила Блейка с ног, когда он увидел эту парочку. Потом ужасный страх, что ей причинили вред, а еще хуже, что ее изнасиловали, заставил его предпринять жестокие действия. Подобные эмоции были ему неприятны и пугающе незнакомы.
Что на него нашло?
Да, он хотел видеть ее в собственной кровати, хотел заняться с ней любовью. Он день за днем представлял себе различные позы и то, как он овладеет ею. Сколько еще времени он сможет терпеть ее рядом, спать в нескольких ярдах от нее, не затащив в постель и не погрузившись в ее тело?
Но во что обойдется ему его страсть? Самонадеянность заставила его поклясться Виктории, что он не станет затаскивать ее в постель силой. Вот насколько он был уверен, что сможет возродить ее детскую влюбленность и разжечь в ней женскую чувственность. Теперь эта клятва насмехалась над ним. Словно, когда он пообещал Виктории никогда не обращаться с ней как с любовницей, она, зная, что ему запрещено прикасаться к ней, превратилась в женщину, от которой он сходил теперь с ума.
Каждую ночь, когда он лежал один в своей огромной постели, ему хотелось пойти к ней. Это было так легко: пересечь холл и открыть дверь ее спальни. Но его проклятая гордость не позволяла ему сделать это.
Он не станет умолять женщину принять его, тем более она — дочь его врага.
