— Не должна, — четко проговорил он. — Только если захочешь. Если хочешь, можешь лежать бревном, если это доставит тебе удовольствие. Согласна?
— Да, — ни капли не сомневаясь, ответила Эмма.
— Что ж, — не раздеваясь, он лег поверх одеяла. — Тогда начнем. Закрой глаза, — попросил он. Эмма, полностью доверяя ему, опустила веки.
— На тебя приятно смотреть, — тихо сказал он через несколько секунд. — Ты красивая.
Эмма улыбнулась от удовольствия. Ей часто делали комплименты, но таких безыскусных она, пожалуй, никогда не слышала. И настолько искренних.
Он погладил ее по голове, потом запустил пальцы ей в волосы, делая легкий массаж.
— М-м, — простонала Эмма.
— Приятно?
— Да.
Движения пальцев Теодора стали медленне и мягче, наконец, он убрал руку и снова погладил ее по голове, задев ухо, отчего по телу женщины пробежала теплая дрожь. Она мурлыкнула. Теодор довольно улыбнулся и снова легонько задел ухо, на этот раз намеренно. Эмма едва заметно вздрогнула. Тогда он откинул волосы, освобождая себе дорогу, и принялся ласкать нежную раковину. Это приносило ему не меньшее удовольствие, чем Эмме. Он медленно проследил пальцем все изгибы, провел по коже за ухом, отчего Эмма снова задрожала. Палец его спустился к шее, задев тоненькие пушистые волоски.
— М-м, — протянула Эмма, поворачиваясь так, чтобы открыть ему еще больший доступ. Теодор воспользовался приглашением, легчайшими прикосновениями приласкал ее, а потом продолжил движение по ночной рубашке до самой вершины женской груди. Эмма заметно вздрогнула, на лице ее появилось какое-то новое выражение.
— Остановиться? — спросил Теодор.
— Нет, не надо, — прерывисто выговорила Эмма.
Пальцы Теодора возобновили свою сладкую муку, едва касаясь ее тела — вернее, рубашки. Теперь Эмма дрожала не переставая, рот ее приоткрылся. Рука Теодора поднялась по впадинке между грудями, по изгибу шеи, по подбородку и коснулась полуоткрытых губ. Они чуть-чуть дрогнули, словно отвечали на легкий поцелуй. Теодор убрал палец — и снова положил его на мягкие, чуть влажные губы Эммы, обвел их совершенный контур. Эмма непроизвольно коснулась его пальца языком, и Теодор увлажнил ее губы.
Соблазн поцеловать ее оказался непреодолимым. Он наклонился и крепко прижался к ее губам. Получив наконец желанную настойчивость и твердость вместо дразнящих прикосновений, Эмма облегченно простонала прямо ему в рот, горячо отвечая на поцелуй. Она закинула руки ему на шею и прижала к себе так крепко, как только могла. Теодор взобрался на нее, и ни он, ни она не обратили внимания на разделявшее их одеяло. Одна его нога оказалась между ее бедер, и Эмма крепко сжала ее. Не прекращая горячего поцелуя, Теодор начал двигаться на ней так, будто между ними ничего не было.
Жарко, ужасно жарко… Необходимо убрать одеяло, слишком жарко, — сквозь туман подумала Эмма и стала ерзать под Теодором, пытаясь избавиться от одеяла, не желая прервать поцелуй, чтобы попросить об этом Теодора.
Угадав, чего она хочет, Теодор привстал, рывком отбросил одеяло и вновь опустился на нее всем телом. Халат его развязался, теперь их тела разделяла только ее рубашка. Теодор продолжал двигаться вдоль нее. Эмма вспомнила, что произошло утром, и пожелала повторения, пожелала, чтобы Теодор получил удовольствие. Она стонала от удовольствия, покачиваясь под ним и вместе с ним.
Руки Теодора, доселе обнимавшие ее, ослабли, поцелуй стал тише и нежнее. Эмма почувствовала себя разочарованной, ведь он так и не получил удовольствия.
Теодор оторвался наконец от ее рта. Не отрывая от нее хмельного тяжелого взгляда, он осторожно поднял ее рубашку до талии и как-то неожиданно для Эммы оказался между ее ног.
Вновь Эмма почувствовала себя обманутой. Он довел ее до блаженного невменяемого состояния, соблазнил… чтобы причинить боль и развеять ее наслаждение ради удовлетворения мужской похоти. Но она чувствовала, что не в силах сказать ему «нет», вообще не в силах сказать хоть что-нибудь, только напряглась в ожидании неприятных ощущений.
В одно мгновение изменилось ее настроение, и Теодор тут же это почувствовал.
— Нет? — выдохнул он ей в ухо. От теплого дыхания по ее телу снова пробежала дрожь.
— Нет, — так же тихо выдохнула она, сожалея, что не смогла не испугаться.
— Нет? — повторил Теодор, теперь намеренно согревая ее ухо своим дыханием. Ожидая ее ответа, он медленно обвел ушную раковину горячим языком. Эмма задрожала, совершенно забыв о его вопросе. Она стонала, двигалась вместе с ним и упрямо подставляла под его язык ту маленькую часть своего тела, которую раньше считала пригодной лишь для двух вещей: слышать и носить серьги.
Теодор замер, тяжело дыша.
— Эмма, — прошептал он, — я в тебе…
И в доказательство чуть-чуть двинул бедрами.
— Расслабься, — попросил Теодор. — Я не двигаюсь. Расслабься.
Эмма выдохнула, пытаясь сделать так, как он сказал. Расслабиться, когда она знала, что он не двинется и не причинит боль, оказалось легко. Но все равно было страшно, и хоть она сумела расслабить тело, все равно ждала подвоха.
Теодор чуть-чуть двинул бедрами вперед, вдавив ее в постель.
— Больно? — остановившись спросил он.
— Нет, — сжав зубы, пробормотала Эмма.
— Некомфортно?
В этот раз она помедлила, пытаясь проанализировать свои ощущения.
— Нет, — наконец ответила она. — Страшно.
Тогда он стал медленно отстраняться.
— А так? Все хорошо?
— Да… — выговорила она, но когда он совсем покинул ее тело, сначала вскрикнула от неприятного ощущения, а потом с облегчением выдохнула.
Теодор встал, запахнул халат, поправил рубашку на жене, накинул на нее одеяло и сел на кровать. Эмма повернулась на бок.
— Извини, — сказал он наконец. — Я не намеревался заходить так далеко.
— Все в порядке, — будничным тоном ответила она.
— И меня не четвертуют за это? — слегка усмехнулся он.
— Нет.
— Тогда спокойной ночи, — он поцеловал ее в лоб и встал с кровати.
— Ты куда? — забеспокоилась Эмма.
— От греха подальше.
В странной ухмылке Теодора Эмма разглядела горечь и насмешку.
— Оказывается, я не могу полностью держать свое желание под контролем. Так и хочется куда-нибудь пролезть. Поэтому я лучше пойду спать к себе, — пояснил он. Эмма печально улыбнулась, но не стала отговаривать его.
— Спокойной ночи, — повторил он.
— Спокойной ночи, — отозвалась Эмма.
Как странно… Этой ночью Эмме приснился эротический сон. Никогда прежде она не видела таких снов — где мужчина желанен и делает только то, что приятно, не доставляя неприятных ощущений и заставляя желать большего. И в ее сне он довел свое мужское дело до конца, получив удовольствие, и Эмма была довольна, что доставила ему удовольствие. «Теодор,» — прошептала она.
