Глава 12
Эйнджел почувствовала, как кто-то тянет ее за волосы. Повернувшись на другой бок, она открыла сонные глаза и тут же получила удар в лицо крошечным кулачком Наки. Эйнджел не могла сдержать улыбки, глядя на пытавшегося ползти младенца, усиленно размахивавшего кулачками.
Окока уже встала и хлопотала у очага. Восхитительно пахло мясным бульоном. Эйнджел повернулась, и улыбка исчезла с ее лица, когда она не увидела Холта. Может, ей все только приснилось?
Сев на постели, она заметила, что все пуговицы и завязки на нижнем белье были расстегнуты и развязаны. После ночи, проведенной на жестком полу, все тело болело и ныло.
Плотно завернувшись в одеяло, она подошла к Ококе, слегка пошатываясь. Похоже, индианка знала о том, что произошло ночью между Холтом и его женой.
Но может быть, Эйнджел только показалось, что Окока знает больше, чем это видно по ее глазам?
– Голодна? – жестом спросила она, показывая на дымящийся котелок.
Эйнджел кивнула и смущенно улыбнулась. Как она жалела сейчас, что не может обстоятельно поговорить со своей новой подругой. Интересно, что Окока слышала и видела прошлой ночью?
Взглянув на кучу меховых одеял в другом углу хижины, Эйнджел увидела, что муж Ококи все еще не проснулся. Подозревая неладное, она вопросительно взглянула на индианку.
– Ранен, – подтвердила ее догадку Окока, но по ее лицу невозможно было понять, насколько серьезной была его рана. – Сожалею, – сказала Эйнджел, зная, что Окока поймет по тону ее сочувствие.
Окока коротко кивнула и вернулась к приготовлению завтрака. В поисках Холта Эйнджел еще раз внимательно оглядела хижину. Если бы не сыромятные ремни его одежды, можно было подумать, что его здесь никогда и не было.
Эйнджел хотела спросить Ококу о своем муже, но не была уверена, что индианка поймет ее. К тому же было что-то постыдное в том, что она вынуждена спрашивать, куда подевался ее собственный муж, особенно после вчерашнего.
Однако вскоре Эйнджел получила ответ на свой вопрос. В хижину с мрачным, озабоченным видом вошел Холт. Как выяснилось, он выходил, чтобы посмотреть на погоду и решить, можно ли везти мужа Ококи, явно нуждавшегося в медицинской помощи.
Холт взглянул на Эйнджел, и когда их глаза встретились, она увидела в его взгляде какое-то новое теплое чувство.
– Придется рискнуть, – сказал он, показывая на так и не приходившего в сознание охотника. – Мы должны отвезти Жан-Клода в Денвер, иначе он может умереть.
– Его зовут Жан-Клод? – удивленно спросила Эйнджел, глядя на раненого. – Так он француз?
Холт кивнул.
– Ловец пушных зверей, так сказала мне Окока. Они живут здесь уже несколько лет, ставя капканы на бобров. Он женился на Ококе два года назад, после того как его первая жена умерла.
– Как же ты его нашел?
– Просто повезло, – хмуро ответил Холт. – Буря замела почти все следы, но я решил, что у него хватило ума найти убежище. Я обнаружил его в пещере в двух милях отсюда, где он лежал в горячечном бреду.
– Что же с ним случилось? Холт пожал плечами.
– Из всего того, что он пытался сказать, я понял только, что он получил удар по голове от своего собственного мула, и к тому времени, когда он набрел на пещеру, рана уже начала гноиться. Кроме того, у него воспаление легких и серьезные обморожения.
– В таком состоянии его нельзя везти! – воскликнула Эйнджел, с искренним сочувствием глядя на раненого.
– Это точно, – согласился Холт, – но у нас нет выбора. Такую серьезную рану может вылечить только врач.
– И что ты собираешься делать?
– Запрягу лошадь в повозку и поезду в Денвер сегодня же.
– А разве не проще будет привезти доктора сюда? – встревожено спросила Эйнджел.
Холт отрицательно покачал головой.
– Это займет слишком много времени. Даже если мне удастся уговорить врача поехать со мной, к тому времени, как мы вернемся, Жан-Клод уже умрет. Нам ничего не остается, кроме как рискнуть отвезти его в Денвер и немедленно.
– Тогда я еду с тобой, – решительно заявила Эйнджел.
– Нет, ты останешься здесь, с Ококой и ее малышом.
– Но ведь кто-то должен присматривать за раненым в пути! – резонно возразила Эйнджел. – Нужно и покормить его, и укрыть от снега и холода, и уберечь его раненую голову от толчков и тряски.
– Ну хорошо, – со вздохом произнес Холт. – Не нравится мне твоя затея, но ты права. Я не смогу одновременно править лошадью и присматривать за раненым. Но это будет долгое и не слишком приятное путешествие. Готова ли ты к этому, Эйнджел?
– Да, если даже и не готова, то должна сделать это., из благодарности к Ококе.
Во взгляде Холта промелькнуло сначала удивление, а потом одобрение.
– Тогда собери все покрывала и одеяла, какие тебе сможет дать Окока, и не забудь взять с собой еду и питье.
– Ококе известно о твоих планах? Холт кивнул.
– Она понимает, что для ее мужа это единственный, шанс выжить. Она сказала, что у них есть старая повозка, нам только придется натянуть поверх нее какую-нибудь парусину или что-то в этом роде.
Прикусив губу, Эйнджел на секунду задумалась.
– А помнишь тот фургон, который мы нашли у; заброшенной хижины? Он, кажется, выглядел вполне еще крепким.
Холт с нескрываемым восхищением посмотрел на нее – Ты права! Так будет гораздо лучше. Фургон явно крепче повозки и наверняка уже не раз бывал в передрягах. Я возьму лошадь и схожу к фургону, по смотрю, что мне удастся сделать с ним. А ты пока как следует позавтракай перед дорогой.
– Не говоря уже о том, что мне необходимо сменить белье и переодеться, – сказала Эйнджел, неволь но намекая на бурную ночь. Осознав скрытый смысл сказанного, она мгновенно залилась краской смущения.
Холт кашлянул и поспешно вышел. Окока с улыбкой посмотрела ему вслед.
– Это все, что мы можем сделать, – сказал Холт, осторожно укладывая Жан-Клода в фургон. Эйнджел тщательно укутала его меховыми одеялами, подложив несколько из них ему под голову. Он не шевелился. Ей показалось, что он выглядел еще хуже, чем когда его привезли, но она не стала пугать Ококу, и без того безмерно тревожившуюся за своего мужа.
Перед тем как уехать, Холт позаботился о том, чтобы рядом с хижиной была достаточно большая поленница дров. В свою очередь, Окока дала им в дорогу свертки с пеммиканом и сушеным мясом, настояв на том, чтобы Эйнджел надела ее шубу и снегоступы.
Пока Холт делал последние приготовления, Эйнджел вернулась в хижину, чтобы еще раз поблагодарить индианку. В ее глазах стояли слезы, но Окока покачала головой и улыбнулась.
– Нет, – сказала она, показывая на слезы Эйнджел. – Смотри – хоа!
