Что бы там ни было, он все-таки не первый!
Не он научил ее любить!
Шарль до самого утра пролежал на мокрой траве под деревом. Он пришел в себя только на рассвете.
Культурная привычка «соблюдения внешних форм» и «приличного поведения» снова возымела на него влияние.
Какой ад таится в душе человека!
Но ему все-таки удалось взять себя в руки.
Ничто не вечно, и даже ревность и та притупляется.
Он кое-как добрался до своей комнаты, не раздеваясь повалился на кровать и забылся тревожным сном.
Его разбудил приход слуги, принесшего кофе.
– Мсье болен? – спросил он, взглянув на Шарля. – Не послать ли за доктором?
Шарль горько усмехнулся.
– Тут не поможет никакой доктор, – сказал он сам себе по-английски.
Весь этот день он чувствовал себя подавленным, но не испытывал острых приступов отчаяния.
Это настроение длилось до тех пор, пока он не отдохнул физически, а тогда душевный покой снова покинул его.
Почему бы ему не съездить к Саре?
Он не позволит себе распускаться.
Он заказал машину, украсил гвоздикой свою петлицу и вышел из дому, изящный и нарядный, как всегда; только глаза блестели лихорадочным блеском.
Около самого замка он заметил автомобиль, укрытый в тени деревьев.
Привычка вежливости побудила его остановиться и предложить свои услуги. Оказалось, что это знакомые: Доминик Гиз и Колен.
Гиз приветствовал его очень сдержанно, Колен – с большой экспансивностью.
– Здорово, дружище! И вы хотите пожелать счастья отъезжающему?
– Он сегодня уезжает? – спросил Шарль.
– Мы поджидаем его с минуты на минуту… он должен выйти из парка через эту калитку.
Из парка… конечно, ведь Жюльен имеет свободный доступ в дом Сары… Он с нею в это мгновенье…
– У вас неважный вид, дружище, – сказал Колен.
– Влияние деревенского воздуха, – усмехнулся в ответ Шарль.
Колен пришел в восторг от его остроты и стал развивать ее перед Гизом, который, выпрямившись во весь рост, казалось, не замечал ни самого Колена, ни Шарля, ни окружающих предметов.
– Только взгляните на него, черт возьми, – прошептал Колен, отводя Шарля в сторону, чтобы поболтать с ним на свободе, – он расстается сегодня со своим сокровищем, в этом все дело, как видите! Редкая любовь со стороны отца к сыну.
– Нечто подобное тому, что испытывает сын по отношению к кому-то третьему? – по возможности равнодушно сказал Шарль.
Старый Гиз услыхал эту фразу, и на лице его отразилось выражение глубокого негодования, причем Шарль так и не понял, относится ли это негодование к его нескромному замечанию или к самому факту любви между Жюльеном и Сарой; во всяком случае, в нем чувствовались и враждебность, и горечь, и непреклонность. Шарль смотрел на старого Гиза и осторожно выпытывал у болтающего без умолку Колена сведения по поводу «этого милого Жюльена».
Было невыносимо жарко даже в тени развесистых вязов; залитая солнцем дорога убегала вдаль, извиваясь, как черная змея.
Глаза Шарля покраснели, утомленные этим ярким светом; им опять овладело отвратительное состояние прошлой ночи, когда небо обрушивалось на него и когда он казался самому себе жалким атомом, вращающимся без точки опоры и влекомым все ускоряющимся движением в бездну хаоса.
Между тем Колен продолжал трещать, с упоением рассказывая клубные анекдоты.
Вид его багрового лица с растянутым в припадке грубого смеха ртом вернул Шарля к действительности. Он опять взглянул на старого Гиза, чопорный силуэт которого вырисовывался на фоне раскидистой листвы.
«Точно статуя, олицетворяющая тип старого джентльмена!» – невольно пришло на ум Шарлю.
Что могло быть общего между этими столь различными субъектами?
Время бежало.
– Наш милый Жюльен заставляет себя ждать, – заметил небрежно Колен. – Но мы и так не опоздаем. Пароход отходит ночью, а при быстром ходе мы мигом очутимся в Париже.
– Прощальный обед? – осведомился Шарль, чтобы замаскировать свое равнодушие.
– Втроем. Ведь все провожающие уже разъехались, как вам известно. Банкет в честь Жюльена уже был, в министерстве иностранных дел уже чествовали его. Удивительно, до чего он популярен! Но он рискует своей популярностью. Вам-то уж, конечно, известно, в чем дело, дружище?
Колен лукаво прищурил свои крошечные глазки.
– Конечно.
– Я не имею счастья знать эту леди. В чем ее притягательная сила?
Шарль промолчал, не отрывая взгляда от полированной поверхности рулевого колеса, в котором отражались ослепительные лучи солнца.
– Говорят, что климат Туниса очень полезен для здоровья, – сказал он наконец.
Приветливое выражение Колена сменилось презрительным.
Так вот откуда дует ветер! Так и есть. Как смешон этот чопорный джентльмен!
И ревнив при этом до чертиков!
Колен знал приметы ревности и понял многое из того, что прежде было ему неясно.
Он только подозревал о помолвке Жюльена и Сары; поведение Шарля открыло ему глаза.
Ну что же! Графиня богата, а брак ее с Коти покрыл ее прошлое, и никому не придет в голову бросать в нее камни по поводу старой истории с Кэртоном, даже если кто-нибудь о ней и помнит.
Высокомерное обращение Шарля бесило его не на шутку, и он воспользовался возможностью сделать ему неприятное.
– Длительное прощание, однако, – сказал он, – это наводит на размышления, не правда ли? Ну что ж! Молодость! Ни у кого не хватит духа обвинять ее за поспешность. Ведь Коти умер для нее уже много лет назад. Это тоже надо принять во внимание!
Послышалось звяканье железа о камень, и показался Жюльен с дорожным несессером в руках. Он не заметил Шарля и прямо подошел к отцу.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он. Он был бледен и расстроен, но глаза его так и сияли. – Хорошо, что вы проехали здесь; другая дорога прямо невозможна, ее как раз чинят. Я переломал там все шины моего автомобиля вчера. Может быть, вы пошлете за ним и почините его в вашем гараже?
В эту минуту его окликнул Колен, и он заметил наконец Шарля.
– Как дела, Кэртон? – любезно осведомился он.
Шарль раскланялся в свою очередь.
– На отлете, как я слышал?
– Да, сегодня вечером.
Жюльен опустил несессер на землю и стал натягивать перчатки.
– Я завидую вам, – продолжал Кэртон. – Кстати, вас можно поздравить?
Их взгляды на мгновение встретились; глаза Жюльена выражали легкое недоумение, глаза Кэртона смотрели вызывающе и вместе с тем трусливо.
– Благодарю вас, – сдержанно сказал Жюльен.
– Надеюсь, это не секрет?
– Что секрет?