Что за черт!
Эпплбом вышел вперед, чтобы наскоро попрощаться, поблагодарить Доминика за мальчика и вручить ему белый бумажный кулек.
— Помадка из горького шоколада. Я помню, как вы ее любите, ваша светлость.
Благодарно кивнув, он снова посмотрел на Энди.
— Я лишь надеюсь, что вы будете довольны. Если ситуация окажется ненадлежащей, пошлите за мной. Я приму меры.
Эпплбом кинул быстрый взгляд на мальчика, теперь испуганно жавшегося к Фэллон.
— Я думаю, что у нас все будет превосходно, ваша светлость.
Доминик ждал, когда попрощается Фэллон. Он уловил ее шепот мальчику: «Будь счастлив».
У него в груди словно лопнул воздушный шарик. Фэллон О`Рурк, мрачно констатировал он, была не похожим ни на кого другого созданием. Скудный час с Энди — и она взяла его в свое сердце.
Отчаянное желание вспыхнуло и медленно горело в нем. От кондитерской он вел ее под руку и едва помнил, как переставлял ноги, как поднялся в экипаж и сунул кусочек помадки в рот. Когда густой крем растворился у него на языке, Доминик предложил кулек Фэллон. Она приняла его. Он наблюдал, как девушка положила шоколад в рот, прямо на розовый кончик языка, и возбуждение пронзило его.
В течение нескольких мгновений, пока они сидели в экипаже, он затуманено смотрел на нее.
Голос девушки пробился через загустевший между ними воздух.
— Парк. Вы обещали взять меня туда.
Он не возражал бы взять ее. Здесь. Сейчас.
Под его безмолвие она скользнула ближе к двери. Словно собиралась выпрыгнуть.
— Или я могу остальную часть пути пройти пешком.
Он резко стукнул в стенку и отдал приказ, а потом, прикрыв глаза, продолжил наблюдать. Фэллон сидела, глубоко вжавшись в сидение и теребила ручки сумочки.
— Я надеюсь, что Энди полюбит свой новый дом.
— Почему вас заботит мальчик, которого вы только встретили? – потребовал ответа Доминик. Его голос прозвучал раздраженно и обвиняюще. Ему даже думать не хотелось, что она… что у нее было серьезное основание для обмана. Для того, чтобы выставить его дураком.
Она моргнула.
— Я могу спросить у вас то же самое.
Доминик начал, удивившись вопросу, почему он регулярно подбирал с улиц беспризорников. И делал это достаточно долго. Потому что видел себя в их безнадежных взглядах. Его челюсть напряглась от неприятного ответа. Сжав челюсти, услышав не очень приятный ответ, он процедил:
– Увлечение.
– Я думала, что у вас уже есть увлечение, — ее глаза вспыхнули, и Доминик вспомнил их разговор, когда она — Фрэнк — потребовала объяснить, почему он соблазнял все женщин, которых встречал, и особенно, замужних. У всех свои увлечения — таков был его содержательный ответ.
Ее глаза вспыхнули, и он припомнил их давний разговор, когда она в обличии Фрэнка требовала объяснить, почему он соблазняет всех, кто носит юбки. Особенно, если эти юбки замужем. Каждому нужно увлечение, коротко сказал он ей тогда.
— Можно иметь множество увлечений, — ответил он и, пожав плечами, добавил: — Я часто захожу к Эпплбому. Обожаю его помадку. – Он многозначительно глянул на белый бумажный пакет. – Эпплбом говорил, что ему нужна помощь… И я знал, что у них с женой нет детей.
— И вы решили выступить в роли благодетеля и осчастливить их опекой над мальчиком, – она фыркнула. – Вот уж вряд ли. Говорите, что хотите, но, боюсь, вас все равно вычислят, – она надменно вскинула голову с квадратным подбородком.
И в этот момент он снова на мгновение увидел наглого и дерзкого Фрэнка.
— Даже так? Не поделитесь открытием?
— Вы, ваша светлость, совсем не такой грешник, каким вам нравится выставлять себя перед миром, – ее слова даже отчасти не заставили его помучиться так, как заставила ухмылка, играющая на ее губах. На сочных губах этой мегеры.
— Что вы знаете о грехах, мисс О'Рурк? Вы, кто постоянно прячется под разными личинами, кто живет лишь наполовину?
Ее щеки залились краской.
— Я не живу лишь наполовину. У меня полная насыщенная жизнь. Да, я не изнеженная барышня. Но и я повидала немало распутных…
— Неужели это правда? – Он поднялся со своего места в карете и уселся рядом с ней. – И что, по–вашему, может быть распутным?
И прежде, чем она смогла ответить, он провел пальцем вниз по ее голой шее. Жесткий воротничок платья не дал ему опустить палец еще ниже, как он хотел, к грудям идеальной формы, воспоминания о которых просто сжигали его. Он прижался ртом к ее теплой шее. Прикоснулся к ее коже, попробовал на вкус.
Теплая и податливая женщина рядом с ним застыла. Взяв Фэллон за подбородок, он повернул к себе ее лицо и вдохнул ее дыхание с шоколадным привкусом.
— Например, целоваться с мужчиной в движущейся карете посреди бела дня? Это считается?
Она опустила взгляд на его губы и слегка кивнула. Он впился в ее рот, наслаждаясь мягкостью приоткрытых губ, влажным дыханием, скользнувшим в его голодный рот, и чувствуя, как с дрожью сдается ее тело.
Она по–прежнему смотрела на него, но теперь широко раскрытыми глазами. Ее вкус наполнил его диким желанием. Он поцеловал ее сильнее, ощущая вкус жара, Фэллон и черного шоколада – самое сладкое сочетание, не похожее ни на одно из тех, что ему доводилось пробовать раньше.
Фэллон. Сладкая, неизбалованная в силу требований ее тяжелой жизни. Его охватило примитивное желание заявить о своих правах на нее и защищать как свою собственность. От этого по нему прокатилась волна тревоги, такая же мощная, как и темное желание, тлеющее в его венах.
Не прекращая жесткого, голодного поцелуя, он взял ее руку и прижал к натянувшей его бриджи эрекции, твердо решив преподать ей урок на тему греха… а потом увидеть, как она отпрянет от него, по–девичьи возмутившись. Он знал, что так и будет. И знал, что это будет необходимо, чтобы он мог остановиться. Ее ладонь дрогнула, перед тем как лечь туда, куда он хотел, расслабилась, гибкие любопытные пальцы принялись изучать его форму, и он понял, что совершил ошибку. Он даже не подумал о том, что сотворит с ним ее прикосновение. Из его горла вырвался стон, заглушенный поцелуем.
Этот звук пробудил ее, она резко убрала руку, оторвалась от него, метнулась в другой угол кареты, где до этого сидел он, и уставилась на него дикими глазами загнанного в ловушку животного. Она с силой сжала руки, большой палец быстро чертил круги на ладони, которую он прижал к своему члену. Жар окрасил ее щеки в глубокий оттенок красного. Даже шея ее пылала.
— Зачем вы это сделали? – спросила она, подняв глаза и встретившись с его взглядом.
От блеска этих янтарных глаз что–то сжалось у него в животе. Стиснув зубы, он уставился на нее в ответ, пожирая ее глазами. Эрекцию больно сдавливали бриджи.
