— Нет, конечно. Ведь все это случилось, дай Бог памяти, лет десять назад, не меньше. Никто из англичан еще не знал тогда толком о том, что существует подобное объединение убийц, и я тоже никогда не слышал о них. Просто мне сразу же показались чертовски странными все эти проявления сочувствия и дружеской симпатии.
— Но ведь они спасли вашу жизнь, не так ли? Выходили вас, поставили на ноги, — с возмущением сказала миссис Стодард. — Каким же надо быть циником, чтобы после всего этого относиться к своим благодетелям с недоверием!
Шеридан некоторое время пристально смотрел на нее, а затем произнес:
— У нас с вами совершенно разный жизненный опыт, мэм.
— Значит, вы одержали верх над ними? — спросил хозяин дома. — Расправились сразу со всеми?
— К сожалению, ничего такого героического мне не довелось совершить, — признался Шеридан. — Случилось что-то невероятное, они вдруг выпустили меня из своих рук и отскочили в сторону, как будто обожглись. Несколько мгновений мы молча стояли и смотрели друг на друга, а в это время мимо нас с глухим негромким уханьем пролетела сова. — Шеридан взглянул на желтый шарфик в своих руках. — В этот момент на меня нашло озарение. Меня вдруг осенило, что все дело в сове. Я указал на нее рукой, и слава Богу, что она в этот момент не села на ветку, не перестала кричать. Бедняги пришли в ужас.
— Неужели их повергла в ужас какая-то сова? — ошеломленно спросил один из гостей.
— У них не было никаких оснований бояться меня. Эти парни никогда не отступают, если уж задумали убить кого-нибудь. Но они живут в постоянном страхе перед знамениями, которые посылает их богиня. Тихий крик совы — один из самых дурных знаков. Они, конечно, не идиоты и не отпускают свою жертву на свободу, опасаясь, что та наговорит много лишнего. Если бы я дал им время, они быстро договорились бы, как расправиться со мной. — Шеридан улыбнулся. — Поэтому я тут же заявил им, что хочу вступить в их секту.
Да, Олимпия прекрасно помнила весь этот рассказ Шеридана о тайной секте душителей, которые приносят людей в жертву богине разрушения Кали. Она как-то вечером с ужасом выслушала историю скитаний капитана Дрейка, длившихся целый год, когда вместе с юным Ферингией и его слугами он бродил по бескрайним равнинам и джунглям Индостана. Они переходили с места на место, повинуясь знамениям, которые посылала им богиня, и преследуя одну цель, — найти жертву, войти к ней в доверие и убить. Шеридан изображал из себя только что выздоровевшего англичанина, продолжающего свой путь с группой надежных попутчиков. Он вынужден был притворяться, что принадлежит к секте душой и телом, и поэтому участвовал во всех их ритуалах и обрядах. И все же индийцы относились к нему с недоверием и так тщательно следили за ним, что не было ни малейшей возможности бежать или обмануть сектантов. Каждый раз, ложась спать, Шеридан не был уверен, что доживет до утра и его не задушат во сне. И вот наконец ему удалось улизнуть от них и добраться до британского судьи. Он выступил с обвинением против этой банды изуверов, но ему никто не поверил; все сочли, что на психике капитана Дрейка сказались последствия болезни и пережитых лишений. И Ферингия со своими последователями был отпущен на свободу, где мог продолжать безнаказанно убивать ни в чем не повинных людей.
Но Олимпия помнила также и то, что никто в этот вечер не осмелился задать Шеридану вопрос, вертевшийся у нее на языке: был ли он сам посвящен в тот год в члены секты, пройдя период подготовки, и использовал ли хоть раз желтый шарфик по назначению? Конечно, Олимпия была уверена, что нет, поэтому она и не стала задавать этот вопрос.
Шеридан нарисовал картину жизни этих убийц, исполненной суеверным страхом и протекавшей по своим сакральным законам. Им запрещалось убивать женщин, они обязаны были хоронить жертвы с соблюдением особых ритуалов. Шеридан перевел слушателям слова гимна, обращенного к кровожадной богине Кали: «Поскольку ты любишь выжженную землю, я превратил в нее свое сердце, чтобы ты, о темноликая, могла являться в нем и танцевать свой танец вечности…»
Кроме того, Шеридан объяснил некоторые условные знаки и слова этой секты: «байед» являлось приказом душить жертву; фраза «томбако ка ло», то есть «принеси табак», была сигналом к нападению. Сэр Шеридан своим жутким рассказом потряс в тот вечер всех присутствующих.
И теперь Олимпии снова стало не по себе, ей так хотелось сейчас прижаться к этому сильному человеку, ища у него защиты, но она сдержала себя.
— Впрочем, — снова заговорил Шеридан, высвобождая свою руку из судорожно вцепившихся в нее пальцев Олимпии, — я жалею теперь, что в тот вечер рассказал вам обо всем. Мне и в голову не могло прийти, что мой рассказ произведет на вас такое впечатление. Я проговорился тогда, что убийцы поклялись отомстить мне, когда я убежал и предал их, но ведь с тех пор прошло уже десять лет и столько воды утекло! Я слышал, что некий Слимен изгнал секту с территории Индии. Иногда я думаю, что опасность мне просто померещилась, все это чистое совпадение!
— Да, — горячо поддержала его Олимпия. — В этом нет никаких сомнений.
Он взглянул на нее сверху вниз и усмехнулся.
— И все же вы сомневаетесь. Но подумайте, каким образом им удалось меня разыскать?
— Возможно, они следили за нами от самого Уисбича. Шеридан засмеялся:
— Как они могли это сделать? Плыть за нами на тех же кораблях? Но я бы это сразу заметил.
— Вы говорили, что они умеют переодеваться, изменяя свой облик почти до неузнаваемости.
— Но не до такой степени, чтобы я их не узнал. Во-первых, они никогда не снимают своих тюрбанов. Конечно, они не привлекли бы к себе внимания где-нибудь в Бенгалии. Но думаю, что в Рамсгейте они бросались бы в глаза в своих экзотических головных уборах, Олимпия немного успокоилась, ей действительно показалось невероятным, что здесь, на Мадейре, вдруг появятся индийские душители, о которых десять лет не было ни слуху ни духу.
— Вы славная девочка, — сказал Шеридан, видя, что Олимпия повеселела. — Мне не следовало болтать всей этой чепухи. А вот и наша шлюпка с почетным эскортом.
Сидя за столом в каюте «Терьера», Шеридан чувствовал себя древним стариком, уставшим от жизни, по сравнению с двумя молодыми созданиями, переполненными юношеским энтузиазмом.
Капитан Фицхью был едва ли старше принцессы Олимпии и изо всех сил старался произвести благоприятное впечатление на капитана Дрейка и его сестру. Он говорил слишком громко и высказывал собственное мнение по любому, даже самому незначительному поводу. Причем в его высказываниях явно не хватало здравого смысла, хотя они не были безнадежно глупыми, во всяком случае, до тех пор, пока Фицхью не касался вопросов религии. Но даже Шеридан вынужден был признать тот факт, что молодой капитан был хорошим моряком и прекрасным гидрографом, обладая качествами, которые не могли не вызывать уважения при любых обстоятельствах. Да, при любых обстоятельствах, кроме одного: неаккуратно составленная навигационная карта служила для военного трибунала убедительным доказательством наличия злого умысла человека, составлявшего ее, и преступной попытки пустить ко дну один из кораблей его величества. Шеридан не раз на практике сталкивался с такими картами.
