Он легонько прижался губами к ее губам. Она не открывала глаз.
— По-моему, ты однажды сказала, что меня следует повесить.
— Нет, — пробормотала она. — Утопить и четвертовать.
Он улыбнулся. Она пахла, как роза. Аромат смешивался с запахом густых трав. Он сдвинулся, проскальзывая рукой под подол ее юбки.
Глаза ее широко распахнулись. Неистовые, удивленные… невинные.
— Пирс! Не можем же мы… — она заколебалась, щеки ее порозовели. Несмотря на все, что они делали вместе, слова все еще трудно ей давались. — Мы не можем заниматься любовью здесь!
— Нет, можем! — заверил он.
Она попыталась оттолкнуть его, оглядываясь вокруг. Он снова прижал ее к земле. Протестующий шепот замер у нее в горле. Он не отрывал губ от ее рта, рукой под юбкой щекоча тело выше подвязок, гладя ноги.
— Боже! — прошептала она у самых его губ.
Ее уязвимость была немыслимо приятной и опьяняющей. Он едва сдвинул огромную груду ее юбок и поспешно расстегнул брюки. Он пронзил ее очень медленно, решив, что она откроет глаза и встретится с его взглядом. Она так и сделала, потом снова опустила ресницы, протянула руки и доверчиво обняла его за шею.
Он слышал позади себя журчание ручья. Ощущал ветерок, такой прохладный по сравнению с его растущим жаром. Лучи солнца слегка касались его, терпко пахла земля. Звуки природы стучали в его ушах, и он занимался любовью быстро, пылко, жадно. Огромная волна желания заполнила его, покрыла его, разбилась над ним.
Хлынула от него.
И снова он услышал журчание ручья, нежно струящегося около них. Он лег рядом с ней, снова завязывая на талии брюки, расправляя ее юбки.
Она была волшебством. Никогда в его жизни не удавалось кому-либо вызвать в нем такую нежность.
Но жаждет ли она все еще и вправду утопить и четвертовать его за высокомерие? Или это чувство понемногу исчезает? Хотелось бы ему знать. Даже в самом нежном настроении она была очень горда. И независима. Это оттого, что она была колонисткой.
Лежа, он услышал, как на почтительном расстоянии кто-то осторожно кашлянул.
Роза с дикими глазами вскочила на колени. Пирс поднял с земли камзол, заботливо закутывая в него ее плечи, и взглянул на того, кто помешал им.
— Хозяин владений? — с упреком прошептала она.
Он улыбнулся.
— Это всего лишь Джеффри, — быстро заверил он, хотя, похоже, для нее это было неважно. Он поднялся, схватил ее за руку и поднял на ноги.
Оставив ее у ручья, он быстро подошел к Джеффри, стоявшему рядом со своей огромной серой лошадью.
Роза плотнее закуталась в камзол, кусая губы и раздумывая, что принесло сюда Джеффри. Ветерок, который прежде прикасался к ним так нежно, теперь показался жгуче холодным. Она следила за беседой с растущим беспокойством. Она видела, как помрачнело лицо Пирса. Видела, как он отрывисто говорит с Джеффри.
Потом Пирс, похоже, разразился яростным проклятием. Он быстро повернулся, направляясь к своей лошади, привязанной к ветке дерева неподалеку. Он подошел к Бевульфу, и Роза была уверена, что, только увидев ее кобылу, он вспомнил о ее присутствии.
— Джеффри, позаботься о моей жене! — позвал он.
Затем он вскочил на Бевульфа и поскакал к замку.
Роза вспыхнула, оскорбленная, что он мог оставить ее полуодетой, в таком неудобном положении, и пораженная, что он не задержался, чтобы объяснить, что случилось.
— Миледи… — вежливо заговорил Джеффри.
— Я сама о себе позабочусь! — решительно заявила ему Роза.
Собрав все достоинство, какое смогла, она прошагала мимо него к своей кобыле. Но, подойдя к лошади, она остановилась и быстро обернулась к нему.
— Джеффри, что случилось?
Он смотрел себе под ноги, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Джеффри?
— Je ne sais[3]…
— Не говори мне, что ты не знаешь! Ты ведь приехал за ним!
Он вздохнул.
— Я не знаю, следует ли говорить вам, миледи, — печально сказал он.
— Мне необходимо знать! — воскликнула она.
Он колебался.
— Я только что узнал, что лорд и леди Брайант находятся где-то вблизи Дувра.
Роза ахнула и почти упала на свою лошадь. Она знала, что Пирс решил отыскать Анну, удостовериться, что у нее все хорошо. И Роза отчаянно хотела, чтобы у нее все было хорошо. Чтобы она была жива и здорова. И счастлива.
Но теперь все кончено. Глупый рай, в котором она позволила себе жить, сменился реальностью. Он увидит Анну. Вспомнит, что любил ее.
И он вполне может попытаться убить Джемисона…
— О Боже! — выдохнула она. — Зачем тебе понадобилось говорить ему?
Джеффри увидел, как слезы обожгли ей глаза. Сердце его сжалось.
— Я служу ему, — просто сказал он. — Он хотел знать.
Она боролась со слезами, грозящими пролиться из ее глаз.
— Теперь он поскачет туда! — сказала она Джеффри. — И будет гневным и безрассудным.
— Я буду с ним, миледи. Клянусь вам, я не отойду от него.
Роза тупо смотрела на него.
— Миледи, — мягко произнес Джеффри. — Он должен увидеть, что у нее все хорошо, что… — голос его затих.
О, да. Это вопрос чести, устало подумала Роза. Она опустила голову. Она тоже не хотела, чтобы Анна страдала, она хотела получить от Анны благословение.
Но она боялась. Страшно боялась.
Какая ирония. Еще не так давно она говорила себе, что не вынесет его прикосновения. Теперь ей казалось, что она не вынесет жизни без него.
Она снова посмотрела на Джеффри, качая головой.
— Он не может уехать, — прошептала она.
Роза прикусила губу, потом резко повернулась и вскочила на лошадь. Сначала она ехала медленно, потом сжала колени на боках лошади и помчалась в замок.
Она оставила лошадь молодому конюху во дворе и ворвалась в огромный зал. Гарт поспешно вышел ей навстречу, но она не обратила на него никакого внимания и помчалась вверх по лестнице в спальню.
Он заправлял в брюки свежую рубашку и пристегивал к поясу ножны.
Она стояла на пороге, наблюдая за ним. Он встретил ее взгляд. В его глазах бушевали эмоции, но Роза не могла прочесть их.
— Не уезжай! — прошептала она.
— Я должен.
— Ты еще ни в чем не разобрался. — Она колебалась. — Влюблен в Анну. Ты не можешь убить Джемисона или Джерома! Тебя за это повесят! Даже король не сможет тебя спасти. Вся Англия знает о твоих намерениях.
Он изогнул бровь. Печальная улыбка коснулась его губ.
— Не хотела ли ты когда-то, чтобы меня повесили?
— Не надо, Пирс! — взмолилась она.
Он уже был готов, в чистом камзоле, со шпагой, пистолем и в широкополой роялистской шляпе. Он шагнул к двери, но остановился, потому что она загораживала проход.