Мистер Карлетон удостоил эту остроумную реплику слабой, но презрительной улыбки и вежливо отступил в сторону, давая майору Беверли возможность подойти к мисс Уичвуд. Затем он подошел к миссис Мандевилль и о чем-то заговорил с нею. Он покинул вечеринку до того, как начались танцы, решительно отклонив приглашение присоединиться к игрокам в вист, для которых мисс Уичвуд распорядилась установить два карточных стола в библиотеке. Уязвленная столь высокомерным его поведением, она выразительно подняла брови, когда он откланялся, саркастическим тоном поинтересовавшись:
– Вы осмеливаетесь оставить Лусиллу в столь опасной компании?
– О да! – ответил он. – Судя по тому, что я видел, молодой Бекенхем и Элмор вполне способны позаботиться о ней. А поскольку единственный опасный здесь гость стремится завоевать ваше расположение, а не Лусиллы, то мне нет нужды изображать заботливого опекуна. Это не та роль, которая мне подходит, как вам прекрасно известно. Ах да! Примите мою благодарность за приятный вечер, мадам!
И он с поклоном удалился. Эннис пребывала в такой ярости, что прошло немало времени, прежде чем гнев ее утих и в голову закралось подозрение: его возмутительное поведение вызвано тем, что он, без сомнения, считал, будто она поощряет фамильярные вольности Дениса Килбрайда. Пока она обходила гостей, внешне спокойная и невозмутимая, по своему обыкновению, и с улыбкой обменивалась ничего не значащими любезностями, в голове у нее роем проносились предположения и догадки. Она готова была флиртовать с мистером Карлетоном, но теперь ей стало понятно, что простой флирт не входил в его планы. Представлялось невероятным, что он мог влюбиться в нее, но гнев его мог быть вызван именно ревностью, причем настолько сильной, что он наговорил таких обидных вещей, какие только смог придумать, а это уже не имело ничего общего с флиртом. Ей следовало держать его на расстоянии, но едва она решила так и поступать впредь, как ей пришло в голову, что он мог полагать, будто она готова принять предложение руки и сердца от Дениса Килбрайда; для нее вдруг стало очень важным разубедить его в столь пагубном заблуждении. Напрасно она говорила себе, что ее не волнует, во что он поверил: по какой-то совершенно необъяснимой причине ее это волновало, причем чрезвычайно.
Последние из гостей разошлись не раньше одиннадцати вечера, что было очень поздно по меркам Бата, и причиной тому стал несомненный успех импровизированных танцев. Некоторые очень юные леди отчаянно стеснялись танцевать вальс, или, быть может, не без оснований опасались родительского неодобрения. Но, несмотря на то что вальс был изгнан из обоих Залов собраний[31], даже самые чопорные и старомодные престарелые дамы сознавали, что очень скоро он проникнет и в их твердыни, посему ограничили свое неодобрение вздохами и осуждающим покачиванием головы, сожалея о минувших временах. Что же касается матрон с дочерьми на выданье, очень немногие из них демонстрировали верность принципам, согласно которым созерцание уныло сидящих вдоль стен дочерей было для них предпочтительнее шокирующего, но благодарного зрелища живых и энергичных девушек, кружащих по залу в объятиях благовоспитанных молодых джентльменов.
Роль мисс Уичвуд в этом скромном веселье ограничилось тем, что она присматривала за его участниками, обращая особое внимание на то, чтобы неопытные девушки, коих сопровождали бдительные мамаши, не танцевали более двух раз подряд с одним и тем же мужчиной, и подыскивала партнеров для тех одиноких леди, кому не нашлось пары. Поскольку почти все молодые люди были знакомы друг с другом, особенных затруднений в этом смысле у нее не было. Куда более важным ей представлялось не допустить, чтобы импровизированные танцы превратились в шумное и разгульное буйство, вероятность чего, учитывая, что молодежь знала друг друга чуть ли не с пеленок, была очень высока.
Ее настойчиво приглашали на танец, но она с улыбкой отказала даже старому другу, который по возрасту вполне годился ей в отцы.
– Нет-нет, генерал! – сказала она, лукаво глядя на него. – Дуэньи не танцуют!
– Дуэнья? Вы? – сказал он. – Вздор! Мне с точностью до одного дня известно, сколько вам лет, милочка, так что избавьте меня от этой ерунды.
– Сейчас вы скажете, что качали меня на коленях, когда я была совсем еще ребенком, – пробормотала она.
– Как бы то ни было, такое вполне могло случиться. Ну же, Эннис, не упрямьтесь! Вы не можете отказать такому старому другу, как я! Черт побери, я знал вашего отца!
– Я бы с удовольствием потанцевала с вами, но вы должны извинить меня. Вы можете считать это глупостью, но сегодня вечером я действительно исполняю обязанности дуэньи и если приму ваше приглашение, то как смогу отказать всем остальным?
– Не вижу здесь никаких проблем! – заявил он. – Вам достаточно заявить, что вы пошли танцевать со мной, потому что не могли обидеть отказом пожилого человека.
– Да, я и впрямь могла бы так сказать, не будь вы самым известным дамским угодником во всем Бате! – парировала она.
Ее слова доставили ему нескрываемое удовольствие. Генерал довольно рассмеялся, выпятил грудь, ласково обозвал ее дерзкой девчонкой и отправился флиртовать с самыми красивыми женщинами в комнате.
Мисс Уичвуд любила танцевать, но сейчас ее совершенно не тянуло предаваться этому занятию. Среди гостей не было никого, с кем бы ей хотелось закружиться в танце. Но не успела она осознать эту простую истину, как в голове у нее возник вопрос: если бы мистер Карлетон не покинул вечеринку, обиженный на весь белый свет, а остался и пригласил бы ее на вальс, ответила бы она ему согласием? Эннис была вынуждена признать, что искушение принять его приглашение было бы очень велико, но при этом надеялась, хотя и с большим сомнением, что у нее достало бы силы воли отказать и ему.
Прервав эти размышления, к ней подошел лорд Бекенхем, присел рядом и сказал:
– Могу я составить вам компанию, дорогая мисс Эннис? Я не приглашаю вас на танец, потому как знаю, что сегодня вечером вы не собирались танцевать. Не стану скрывать, что очень рад этому: у меня есть возможность спокойно посидеть и поболтать с вами, к тому же, говоря по правде, я не люблю и не умею танцевать вальс. Я прекрасно понимаю, что это последний крик моды, но он всегда казался мне чем-то непристойным. Боюсь, вы скажете, что я ужасно старомоден.
– Чрезвычайно! – без обиняков заявила она. – Кроме того, это крайне невежливо с вашей стороны – говорить так, зная, что я очень люблю вальсировать.
– О, я вовсе не хотел показаться вам невежливым! – заверил он ее. – Вы придаете достоинство всему, что делаете.
