— Но почему?
— Ну как почему — да потому, что ты не чувствуешь к нему ничего, кроме сестринской привязанности… И, я думаю, ты не обольщаешь себя мыслью, что он из любви сделал тебе предложение.
Чарити густо покраснела.
— Я уверена — любовь придет в свой срок.
— Но почему ты хочешь выйти замуж — с такими мыслями? — спросила Лайза, с трудом подавляя дрожь. — Разве у тебя нет желания выйти за мужчину, с которым тебя уже связывают нежные чувства?
Чарити опустила глаза в тарелку, где лежали остатки ее тостов. Мать и сестра вновь переглянулись.
— Ох, моя дорогая, — начала леди Бернселл. — Сегодня утром тебе могло казаться, что твое сердце разбито, но уверяю тебя, это просто легкая ранка.
Чарити заметно напряглась.
— А я уверяю тебя, мама, — сказала она холодно и твердо, — что у меня на сердце нет ни малейшей царапины. Я просто думаю — нужно быть полным дураком, чтоб строить брак на… на песке. Гораздо лучше прожить жизнь с человеком, который тебя уважает и чье общество тебя развлекает, разве ты со мной не согласна? А теперь, если вы меня извините, я должна написать несколько писем.
Сказав это, она поднялась из-за стола и величественно вышла из комнаты — как королева, покидающая своих подданных.
— О Господи! — в один голос вырвалось у Лайзы и ее матери.
— Это гораздо хуже, чем я думала, — продолжила леди Бернселл.
— Уверена, что со временем… — начала было Лайза, но потом замолчала.
— Да, конечно, но…
— Да-да, я понимаю. Но что, если…
Завтрак завершился в тяжелом молчании.
Когда обе леди вставали из-за стола, вошел лакей и подал на серебряном подносе записку для леди Бернселл.
— Это от Чада! — воскликнула Летиция, быстро отпуская посыльного. — Он просит разрешения нанести нам визит сегодня днем, чтобы обсудить предстоящую помолвку с Чарити. — Она быстро взглянула на Лайзу. — Он хочет начать приготовления к свадьбе!
— Вы были очень добры, что согласились принять меня, сударыни.
Чад сидел, выпрямившись, на парчовом канапе в небольшой столовой дома Рашлейков, плечом к плечу с Чарити, расположившейся рядом с ним.
Чад вздохнул. Лайза не сказала с ним и двух слов с того момента, как он несколько минут назад вошел в дом. Иногда он ощущал на себе ее взгляд — взгляд, который пронзил бы насквозь и гранит. И он находился под неотвязным впечатлением, что леди Лайза Рашлейк чувствовала себя несчастной в его присутствии. Но разве он может ее за это винить? Господи, как это его угораздило влипнуть в такую ужасную историю? Как он мог позволить втянуть себя в нее? Чарити, конечно, была… Он одернул себя. Нет, ему некого винить, кроме самого себя. У него не было никакого морального права поднимать громкую возню из-за этой проклятой летучей мыши… И у него не было уверенности, что и в дальнейшем он поступил правильно. Ему пришло в голову, что леди Лайза не зря заслужила репутацию умной и сообразительной дамы, и, может, она быстро нашла бы иное решение проблемы — как избежать «бесчестья» для ее младшей сестры. А теперь она только укрепилась в мысли, что он давно собрался жениться на Чарити и использовал компрометирующую ситуацию лишь как повод добиться своего. Иначе почему она так быстро смирилась с его поспешно предложенным выходом? И почему это так раздавило его? А теперь — что ему делать дальше? Что ему делать с Чарити?
Чад бросил украдкой взгляд на юную мисс, которая казалась поглощенной плетеньем косичек из кистей своей шали. Да-а, ни разу в жизни он не испытывал такого шока, как в тот момент, когда она приняла его предложение. А ведь оно было сделано только из вежливости. Он мог поклясться жизнью, что эта девчушка не хочет выходить за него замуж. Ясно, что она согласилась от боли и оскорбления — ни секунды не думая, что будет потом. Он поднял глаза, когда леди Бернселл вежливо сказала:
— Ну что ж, поговорим о… м-м… о свадьбе. Нам кажется… нам следует сначала объявить в «Морнинг пост» о вашей помолвке — немедленно… потому что злые языки наверняка вовсю судачат и слухи о вчерашнем… м-м… инциденте уже просочились в свет.
Глаза Чарити округлились, и она вздрогнула, будто ее ударили.
— Да, конечно, — сказал Чад после некоторой паузы. — Кажется, это самая верная мысль. Мы сейчас назначим дату?
— А что до этого, — осторожно проговорила графиня, — полагаю, вам лучше просто огласить помолвку. После того как мы обдумаем… детали, тогда, может, мы начнем думать о дате.
Чарити открыла рот, как бы собираясь что-то сказать, но вместо этого она еще глубже погрузилась в молчание, которое, казалось, и так уже заполнило комнату, как густой туман.
Искра надежды промелькнула в душе Чада.
— Что ж, вполне разумно.
Лайза оглядела собравшихся, напряженно сидевших на своих местах. «Господи, — подумала она, — они словно обсуждают смерть кого-то из семьи, а не будущую свадьбу!» Как их всех угораздило попасть в такой переплет? Меньше всего на свете она хотела видеть именно Чада Локриджа на месте мужа своей младшей сестры! Чарити не любит его, и — Лайза могла поклясться, что права, — Чад не испытывает к Чарити никаких других чувств, кроме дружеской привязанности.
Вчерашним вечером помолвка между ними казалась единственно возможным выходом. Она попыталась отогнать мысли о своих чувствах, но ей это не удалось, потому что где-то в дальнем уголке ее сознания тлел очаг раздражения и боли. Тогда она заставила себя сосредоточиться на этом и в ужасе поняла, что частично ее «благородный» гнев и негодующее косвенное требование, чтобы Чад немедленно спас ситуацию, родились из желания проучить его, преподать ему хороший урок. Но почему, собственно говоря, его нужно наказывать? Слова сами собой пришли ей в голову, и так же сам собою всплыл и ответ: потому что Чад заставил ее чувствовать себя виноватой. И еще — потому что он упорно увивался вокруг Кэролайн Пул.
В гнетущем молчании, казалось, прочно воцарившемся в комнате, она пыталась переварить свое открытие. Как же она могла в попытке залечить свои раны вовлечь двух людей в ситуацию, которая сломает им жизнь? Больше того — почему она испытала такую боль, когда Чад сделал выпад по поводу назойливых знаков внимания Джайлза? Ведь ей же все равно, что у него с этой нелепой мисс Пул! Все равно?
Лайза в отчаянии закрыла глаза, а потом вдруг открыла, чтоб украдкой взглянуть на Чада. Он мило болтал с Чарити и с леди Бернселл. От щедрого полуденного солнца, заливавшего ярким светом комнату сквозь высокие окна, его волнистые каштановые волосы отливали золотом, а глаза озорно искрились смехом.
