Всю дорогу обратно она недовольно бормотала вполголоса проклятья Сычихе и периодически покрикивала на Дмитрия.
Вернувшись в дом, она застала в гостиной Забалуева, как-то уж очень заинтересованно рассматривающего Татьяну, подносившую ему чай. Долгорукая Татьяну прогнала, напомнив, что их разговор еще не окончен, и села отдышаться в кресло напротив Забалуева.
— Умаялись, Мария Алексеевна? — участливо поинтересовался Забалуев.
— И то слово — все заботы да заботы, — с натугой улыбнулась Долгорукая. — Итак, на чем же мы с вами остановились?
— На важном, на самом важном, дорогая Мария Алексеевна, — расшаркался Забалуев. — Только прежде покаяться перед вами хочу. Сильно я виноват, Мария Алексеевна…
— Меня всего час не было! — Долгорукая с удивлением посмотрела на него. — Когда успели и что натворили? Или за прежние прегрешения ответ решили держать?
— Уж и не знаю, простите ли вы меня, грешного… — Забалуев скромно потупил очи долу.
— Да не тяните! Не девица, поди!
— О девице речь и пойдет… — Забалуев сделал многозначительную паузу. — Воспользовавшись отсутствием вашим, я имел смелость дочь вашу, Елизавету Петровну.
— Что? — вскричала Долгорукая.
— Навестить, — заторопился Забалуев. — И сказал ей, что имею ваше разрешение на брак.
— Да как вы посмели?! — Долгорукая задохнулась от негодования. — Как вам духу хватило разговаривать с моей дочерью о таком важном деле без моего разрешения?!
— Бес, бес попутал, виноват-с… — Забалуев встал и бросился целовать ручки Долгорукой.
— Мне, конечно, по душе ваша настойчивость, — смилостивилась княгиня. — Но самоуправства в своем доме…
— Поспешил, поспешил, Мария Алексеевна, — вовсю каялся Забалуев, — но любовь разум притупляет, сами знаете. А дочка ваша — цветок красы неописуемой. Тронула она меня, вот и заспешил! Да и что плохого в нашем браке с Елизаветой? Мы с вами соседи, земли общие станут. Я богат, она у меня ни в чем нужды знать не будет. А что еще нужно для семейного счастья?
— Ох, Андрей Платоныч, хитрый вы человек, — уже совсем благодушно разулыбалась Долгорукая. — Ладно, так и быть, прощу вас, но только ради Лизоньки, чтобы счастлива была.
— Ах, Мария Алексеевна, благодетельница вы моя! — расцвел Забалуев. — Молиться об вас буду денно и нощно, денно и нощно! Осчастливили до конца жизни!
— Это вы меня осчастливите, если блажь про Владимира Корфа из Лизкиной головы выбьете, — кивнула ему Долгорукая.
— В толк никак не возьму я, Мария Алексеевна, — с подковыкой спросил Забалуев, — ведь ваш покойный супруг дружил со старшим Корфом, за что же вы так семейство его ненавидите?
— На то есть причины… А вам зачем знать? — насторожилась Долгорукая.
— Скоро одной семьей заживем, вот любопытство и разобрало, — как можно более деликатным тоном пояснил Забалуев.
— А коли одной семьей будем, — жестко сказала княгиня, — так извольте свое место знать, зятек. Пусть я намного младше вас годами, но все же теща, и поэтому — кого прикажу ненавидеть, того вы и невзлюбите.
— Повинуюсь! — шутовски поклонился Забалуев. — Корфы отныне — и мои враги.
— Так-то лучше, — Долгорукая благосклонно улыбнулась. — Будете меня слушаться…
— Буду, буду, буду! — поспешно вставил Забалуев и затряс головой, как китайский болванчик.
— Многое заполучить сможете, Андрей Платонович, — Долгорукая со значением погрозила ему пальчиком. — А пока давайте назначим дату свадьбы.
— Через три недели от пятницы подходит? — услужливо предложил Забалуев.
— Через… — Долгорукая что-то быстро подсчитала в уме. — Через четыре.
— Как скажете, матушка! — Забалуев снова вскочил и подбежал к приложиться к, княжьей ручке.
— Да уж, Андрей Платонович, — мечтательно сказала Долгорукая, позволяя ему обмочить себе запястье, — с моим-то вкусом да с вашими деньгами мы такую свадебку сыграем!
Здесь слишком не вовремя скрипнула дверь. Долгорукая жестом велела Забалуеву отойти и внимательно посмотрела в сторону двери в гостиную. Потом она метнулась к двери и распахнула ее. Рывок Долгорукой был так стремителен, что Соня, стоявшая согнувшись у замочной скважины, отбежать не успела, и мать застигла ее на месте преступления. Княгиня ласково, но цепко ухватила дочь за мочку уха и вывела в коридор.
— Я вот и тебя под замок посажу, — зашипела Мария Алексеевна, — будешь знать, как за матерью шпионить!..
— Матушка! — Соня изогнулась, пытаясь высвободиться. — Не буду я, больше не буду! Так хотелось за Лизу порадоваться — повезло ей, замуж выходит!
— Порадоваться — это хорошо! — Долгорукая разжала пальцы, и Соня прытко побежала от нее прочь по коридору. — Беги-беги, подрастешь скоро — и тебя порадую! А что, Андрей Платонович, найдем и Соне жениха солидного да богатого?
— Было бы желание, — кивнул подошедший проститься Забалуев, — а жених подходящий всегда отыщется.
— Вот и славно, — улыбнулась Долгорукая, провожая его.
На обратном пути к ней опять подластилась Соня. Она ждала, пока мать и Забалуев распрощаются, чтобы сделать еще одну попытку заступиться за сестру.
— Маменька, прошу вас, выпустите Лизу. Я обещаю следить за ней!
— Следить, положим, ты могла бы, а вот ручаться — вряд ли, — с показательной суровостью сказала Долгорукая. — Пусть этот урок пойдет ей на пользу.
— Маменька, Лиза любит Владимира! Ей нужно время привыкнуть к мысли, что они никогда не поженятся.
— Вот посидит взаперти и привыкнет, — Долгорукая заботливо поправила ленточки на косах дочери, аккуратно уложенных вокруг головы.
— Маменька, а можно, я с ней сидеть буду, чтобы успокоить ее? — Соня просительно и преданно заглянула матери в глаза.
— Хорошо, иди, — смилостивилась та. — Но учти, вздумаешь потакать сестре и ее глупостям разным, пеняй на себя!
Соня от радости подпрыгнула, быстро поцеловала мать в щечку и бегом устремилась по коридору к сестре. Она буквально влетела в комнату к Лизе и остолбенела. Посередине комнаты стоял небольшой сундук для вещей, на постели и на стульях — кругом были разложены Лизины наряды. А сама она перед зеркалом, прикладывая очередное платье к себе, решала, что брать с собою в дорогу, а без чего она вполне сумеет обойтись. И по тому, как сосредоточенно она это делала, Соня поняла, что Лиза настроена решительно и серьезно.
— И как ты побежишь с таким сундуком? Ты его даже по лестнице спустить не сможешь, — попыталась пошутить Соня.
— Хорошо, оставлю это платье — оно мое самое любимое, — сказала Лиза, словно не слыша сестру.
