— Да, но дедушка научил ее, как говорить глупым девицам то, что они хотят услышать. Я никогда не верила, что она на самом деле может это делать.
— Случались и более странные вещи. Бог знает, что это правда. — Харри нежно коснулся ее щеки, так что она посмотрела на него. — Твоя мать была наполовину цыганкой. В тебе только четверть цыганской крови, но если талант в крови…
Симона покачала головой.
— Нет, слишком глупо обсуждать это. Полагаю, что у меня просто живое воображение.
— Мы можем воспользоваться им сейчас, чтобы придумать для тебя будущее на тот случай, если не сможем избежать прямых вопросов или давать неопределенные ответы. Попытайся придерживаться правды. Это всегда самый лучший выход.
— Как это делаешь ты?
— Я пытаюсь, милая. На самом деле пытаюсь.
— Тогда скажи мне по правде, почему мистер Харрис относился ко мне так недоброжелательно?
После этих слов он поцеловал ее в лоб.
— Потому что этого требовала его роль.
Затем Харри поцеловал ее веки.
— Потому что он не мог доверять себе в том, чтобы держать руки подальше от тебя.
И в губы.
— Потому что ты — моя.
Моя? Что он имел в виду? Она не из тех, кто становится любовницами. А он не из тех, кто женится. Что тогда остается? Симона спросила бы у Харри, но она была слишком занята, пытаясь решить, должна ли она поцеловать его в ответ или дать ему пощечину. Может быть, и то, и другое, но сначала поцелуй.
На середине ее решения — или на середине поцелуя — он откатился в сторону, пожелал ей доброй ночи и уснул на своей стороне кровати, поверх покрывал.
Моя? Может быть, в его снах, потому что Харри потянулся к ней позже, когда она задула свечу. Симона пыталась устроиться поудобнее, располагая каминную кочергу рядом с собой, прислушиваясь к незнакомому мужскому дыханию возле своей подушки и отмахиваясь от вопросов без ответа, жужжащих, как разозленные пчелы, в ее сознании. Он положил руку поперек ее тела, остановив беспокойные метания. Это сработало, потому что Симона боялась пошевелиться, так как его рука была слишком близко к ее груди, даже поверх покрывал. Она ощутила себя надежно прикрепленной к месту, что вовсе не было неприятным ощущением, когда вокруг нее бурлил такой шторм эмоций.
Симона положила свою руку поверх его, чтобы почувствовать тепло и силу. Моя.
Не важно, что произойдет после этой недели, она получит свою сотню фунтов, новую одежду и воспоминания. Но не станет оставлять себе ожерелье, а сохранит тень его улыбки в своем сердце, и это навсегда будет принадлежать ей.
Харри уже исчез, когда она проснулась, так же, как и любые свидетельства его импровизированной кровати. Каминная кочерга тоже вернулась обратно туда, где ей надлежало находиться, а его халат был брошен в ногах кровати. Был ли это продуманный эффект для любого слуги, который мог войти, или Харри снял его ночью? Его обнаженный образ не способствовал тому, чтобы она снова легла спать, несмотря на ранний час и тишину в коридорах.
Симона подтянула халат ближе, чтобы коснуться ткани, потереться об нее щекой, вдохнуть его запах. Она прижала предмет одежды к себе. Так или иначе, на эту неделю Харри принадлежит ей. Она соберет еще больше воспоминаний о том, как была Номой Ройяль, принцессой удовольствия, с Харри в качестве ее принца-консорта. Она спрыгнула с кровати, чтобы найти его.
Кажется, ожидалось, что ночные бабочки проспят бо льшую часть утра, потому что никто не вошел со свежим углем, горячей водой для умывания или чашкой шоколада. Симона привыкла вставать рано, завтракать со слугами, иметь немного времени для себя перед тем, как заняться детьми, порученными ее заботе, но она не была уверена в правилах поведения на загородном приеме для распутников. Кроме того, ее новая одежда застегивалась на спине, поверх корсета, для чего требовалась горничная, чтобы затянуть завязки. Точно так же она не могла соорудить себе прическу, достаточно элегантную для такой компании, потому что для этого требовались ловкие пальцы Сары и горячие щипцы для завивки.
Молодая горничная все-таки явилась, наконец-то расслышав звонок колокольчика, с кувшином горячей воды, протирая глаза. На этот раз она была молчалива, никаких новых намеков по поводу соревнования или планов на день. Она односложно отвечала на вопросы Симоны, между зевками, до тех пор, пока Симона не сдалась. Она только надеялась, что силы девушки не истощились после напряженной ночи, но не ее дело читать горничной лекции, только не тогда, когда на ее подушках все еще было видно углубление от головы Харри.
Только горстка джентльменов завтракала, когда Симона наконец-то последовала за запахом кофе и бекона в утреннюю комнату. Харри среди них не было, и Симона вышла бы, если бы пятеро мужчин разных возрастов, социальных положений и трезвости, не вскочили на ноги. Все они предложили ей заполнить тарелку, чашку и ее утренние часы.
Харри? Вам не нужен этот презренный тип, заявил ей один из них.
У другого была любовница и жена. Ему и так достаточно женщин, грубияну.
Третий предполагаемый Лотарио[19], держал свою любовницу в неотапливаемой каморке. Он не смог бы позволить себе Симону, даже если бы она искала покровителя.
Четвертый, лорд Комден, чья chérie amour была très enceinte[20], весело объявил, что, так как Элис страдает от утренней тошноты, то он к услугами мисс Ройяль.
Симона потеряла аппетит. Она приняла намазанную маслом сладкую булочку для себя и несколько кусочков сахара для лошадей, решив прогуляться до конюшен, чтобы узнать, нет ли там Харри. Ей так же хотелось перекинуться несколькими словами с Дэниелом, если он вернулся из деревни. К тому же девушке не терпелось получше разглядеть жеребца, принадлежащего Харри.
До того, как она покинула утреннюю комнату, Симона спросила:
— Знает ли кто-нибудь, что за мероприятия запланированы на сегодня?
— Предполагалось, что у нас будет соревнование с лабиринтом, но иногда накрапывает дождь. Женщины не захотят пачкать свои подолы в грязи. — Банковский магнат поднял свой монокль, чтобы изучить юбки Симоны, или ее лодыжки.
Симона даже не заметила, какая на улице погода. Она заметила только сладострастные взгляды.
— Все равно почти у каждого есть карта этого места, — проскулил лорд Мартиндейл, потому что он заплатил в два раза больше, чем все остальные, и все впустую. — Клэр и Горэм придумают что-нибудь еще.
Симона бросила один взгляд из парадной двери особняка Гриффин-Вудс и решила все-таки не ходить в конюшни. Она едва могла видеть лес, благодаря которому поместье получило свое название, сквозь проливной дождь. Вместо этого она прогуляется по открытым для гостей комнатам старого здания, в надежде найти Харри и какой-нибудь скрытый талант для своего вечернего выступления.
