Марина Фиорато - Венецианский контракт

– Мой дом, – он запнулся, это звучало слишком по-собственнически, – место, где я остановился.

Камерленго замер и глубоко вдохнул прохладный осенний воздух.

– Прекрасный день, не так ли? Может, останемся здесь? Я провожу почти всё свое время в правительственных залах. – В его словах не было ни намека на хвастовство: власть камерленго была неоспорима. – Так что дышу свежим воздухом, как только выдается случай. К тому же здесь намного приятнее, чем в нашем обезумевшем городе. В такой день лучше уехать подальше, как вы думаете?

Он присел на древний сваленный столп возле тутовой аллеи, а Аннибал настороженно пристроился рядом. Он решил, что вопрос не требует ответа, но камерленго, видимо, считал по-другому.

– Как вы думаете, Касон? – повторил он.

В этом праздном вопросе чувствовалась нотка угрозы. Аннибал повернулся к нему, и солнце блеснуло холодом в его голубых глазах. Камерленго ожидал получить на свой вопрос, пустяковое замечание, обдуманный ответ, как и на все будущие вопросы. Аннибал задумался, спускался ли камерленго когда-нибудь из величественных расписанных покоев замка дожей в темницы, чтобы применить свои инквизиторские навыки более действенным способом – возможно, с помощью огня и железа. Его взгляд переметнулся на стражников за воротами. Они стояли на пристани аккуратным полукругом, сложив руки перед собой. Они не смеялись и не шутили, как солдаты, ждущие возвращения своего господина. Он знал, что это была личная охрана дожа и обитателей его дворца. Так что Аннибал ждал следующего вопроса, прекрасно понимая всю свою беспомощность.

– Вы знакомы с Советом по здравоохранению?

Аннибал прекрасно знал этот Совет и не однажды бывал в огромном белом здании рядом с Джекка – монетным двором на Сан-Марко. Там размещалась администрация Совета.

– Я был там недавно, – сказал камерленго, – по приказу моего господина дожа, чтобы найти настоящего врача. Вы понимаете, что он имел в виду?

Аннибал точно знал, что он сам понимает под словами «настоящий врач», но ему было неизвестно, разделяет ли дож его мнение. И тут проявилось его обычное высокомерие.

– Да. Меня, – произнёс он.

Тень улыбки мелькнула на губах камерленго.

– Любопытно, что вы это сказали. Должен признаться, что в Совете я встретил врача по имени Валнетти, который очень громко жаловался на вас. Вы знаете его?

– Знаю. – Аннибал начал понимать камерленго, человека острого ума, который ничем этого не выдавал. Напротив, он расспрашивал человека, позволяя тому раскрыться. И Аннибал решился на полную откровенность.

– Он глупец.

– Мне тоже так показалось, – усмехнулся камерленго. – И, должен сказать, дож того же мнения. Итак, – он пригладил края одежды своими длинными пальцами с очень аккуратными квадратными ногтями. – Этот ваш остров. Как тут всё устроено? Больные находятся в том большом здании?

– Да, – произнес Аннибал, обрадованный его интересом. – А их семьи в домах призрения.

– Вы и их привезли? – бледные брови подскочили. – Из милосердия?

– Нет, – мгновенно отверг это предположение Аннибал. – Они могли тоже заразиться, и тогда болезнь проявится и у них. Когда удаляешь опухоль, нужно вырезать всё полностью – саму опухоль и здоровые ткани вокруг неё.

Камерленго презрительно скривил губы, услышав эту метафору.

– Понятно. И что же, болезнь у них проявилась?

– Пока нет.

Камерленго казался довольным.

– А как вы лечите больных? Насколько я понимаю, вы не одобряете снадобий Валнетти?

– «Уксуса четырех разбойников»? Нет. Я считаю его несколько… старомодным. Я лечу своих пациентов с помощью последних хирургических методов – я прошел обучение в Падуе.

Камерленго кивнул.

– К слову, я разделяю доказанные теории Галена, которые, как все мы знаем, истинны: четыре типа темперамента и соответствующие им жидкости в организме (кровь, флегма и желчь), а также необходимость балансировать их. Я прикладываю пиявок, чтобы удалить излишние жидкости, а также начал вскрывать опухоли, появляющиеся в паху и подмышках. Это имеет благотворное действие.

Вдруг ему показалось, что он слишком много сказал камерленго.

– Смерти были?

– Пока нет.

– А семьи больных? Вы принимаете меры, чтобы уберечь их от заражения?

– Конечно. Мы изолировали инфекцию и принимаем определенные меры, чтобы миазмы не вырвались на свободу. К примеру, здесь есть дымовая комната, через которую я прохожу каждый раз, входя в больничные помещения или выходя из них. И ещё одна яма с известью и поташем около дверей.

– А вы согласны, что эти меры можно применить в отдельном доме?

– Конечно. – Аннибал начал догадываться, куда ведут эти вопросы, и осмелел настолько, чтобы самому задать вопрос. – Вы желаете, чтобы я лечил дожа?

– Нет, нет. Он не опасается за свое здоровье. Но есть один человек, который очень важен для него, человек, который должен остаться жив – любой ценой.

Чья жизнь могла быть драгоценнее для Венеции, чем жизнь дожа? Аннибал задумался.

– Вы гадаете, кто это? – камерленго, казалось, был не в силах изменить своей привычке постоянно задавать вопросы.

– Да.

– Его зовут Андреа Палладио.

Это имя отозвалось где-то в закоулках памяти Аннибала.

– Архитектор? Но почему?

– Мой господин дож поручил ему построить храм на месте старинного монастыря на острове Джудекка – на руинах, где когда-то, в дни чумы, произошло чудо – с колодцем, который благословил Бог. Сеньор Палладио должен построить церковь столь величественную, чтобы смягчить Божий гнев, тогда Он отвратит Свою месть от Венеции.

Аннибал еле сдержался, чтобы не усмехнуться.

– Вам это кажется странным? А дож верит – при всем уважении к вам – что Господь Всемогущий имеет больше шансов спасти город, чем врачи – по крайней мере, те, с которыми он встречался. – Камерленго не признался, разделяет ли он сам веру дожа; он прибыл сюда, чтобы выполнить волю своего господина, и он это сделает.

– Однако ему всё же нужен врач, которому он мог бы доверять, чтобы защищать архитектора от чумы, пока он не завершит работу.

– Он здоров? Архитектор?

– Думаю, в целом да. Он в преклонных годах, но разве не всех нас ждет это несчастье?

Аннибал посмотрел на Тезон и подумал о больных, находящихся там. Какая нелепость – каждый день ездить к здоровому человеку, в то время как у его пациентов уже стали чернеть пальцы и появились нарывы чумы. Он встал, внезапно потеряв терпение.

– Благодарю за великую честь, оказанную мне, но, к сожалению, вынужден отказаться. Я не могу тратить время на здоровых.

Камерленго взглянул на него, щуря голубые глаза от солнца. Он не стал спорить, а задал ещё один вопрос: