— Оно не ответило вам?
— Я почувствовал странное тепло во всем теле.
— Правда? — удивленно поднял брови Камбертсон. — Доброжелательное отношение?
— Точно.
— Это хороший знак, — печально кивнул Камбертсон. — Может, она успокоится, если узнает, что я не сержусь на нее.
Устав дурачить Камбертсона, Ланкастер сдвинулся на край стула.
— Не знаете, Брэм все еще здесь?
— Он сказал, что намерен объяснить мою позицию Ричмонду, поэтому, думаю, он отправился домой.
— Напишите мне записку, если он появится опять. Я сам зайду. — У двери виконт остановился и посмотрел па старого лакея. — С ним все в порядке? Какой-то бледный у него вид.
Камбертсон хмыкнул и махнул в сторону лакея рукой. Поэтому Ник понадеялся, что старик спит, но не печным сном.
Завернув за угол коридора, Ланкастер остановился и повернулся к закрытой двери небольшой столовой, примыкавшей к кухне. Он толкнул дверь ладонью, и она распахнулась, открыв ему яркий квадрат портрета Синтии. Емуказалось, что теперь, когда он знает, кто его автор, портрет будет смотреться по-другому, но он показался ему еще прекраснее. На этот раз, глядя на упрямый подбородок и раскосые глаза, он почувствовал приятное спокойствие.
Николас наклонился к портрету, чтобы рассмотреть подпись. Манро. Джеймс Манро.
Подонок он, этот Манро. Но как художник, он сумел уловить эфемерное мерцание красоты Синтии. Ее блестящие глаза. И еще нечто, что определялось не красивой фигурой, а духом. Она была упрямой, по одновременно излучала покой.
Глядя на портрет, Ланкастер словно почувствовал какой-то щелчок внутри. Он женится на ней, к чертям семью и состояние. Он найдет способ сделать это.
Брэм уехал, пусть на время, значит, завтра они смогут весь день заниматься поисками клада. Они найдут эти проклятые сокровища, или он умрет в их поисках. И если там действительно клад… Черт, золото, которое поможет купить свободу Синтии, купит и его свободу.
— Подлец, — прорычала Синтия, когда Ник триумфальным жестом поднял бокал с вином. — Животное.
— Бедняжка, — ухмыльнулся он в ответ с притворным сочувствием. — Обманутая опытным джентльменом.
Миссис Пелл качала головой и постукивала рукой по столу.
— Вы двое ведете себя так, словно играете на деньги вместо бобов. — Она бросила одну карту Нику, потом положила руку на стол ладонью кверху. — Хорошо, что это не так, иначе вы оба разорились бы. Так-то вот.
Синтия с Ником успели заметить, как последние несколько высушенных бобов переместились в кучку миссис Пелл.
— Проклятие, — пробормотал Ник и тут же получил замечание от миссис Пелл.
— Послушайте, милорд. Можно подумать, что вам никогда не доводилось находиться в обществе приличной молодой женщины. Я отправляюсь спать.
Она развязала фартук и повесила его на спинку стула.
— Старая я стала, чтобы сидеть позже десяти часов. Спокойной ночи.
Когда за ней закрылась дверь, Ник вопросительно поднял брови:
— Приличная молодая женщина?
Синтия вспыхнула, заметив блеск в его глазах и тихо засмеялась:
— Ты все-таки подлец.
— Я счастливый подлец.
Он сказал «счастливый». Синтия улыбнулась, глядя на свои оставшиеся карты, и бросила их на стол. Она тоже была счастлива.
Ею овладело беспокойство, пока Ника не было дома. Он уехал серьезным и хмурым, но когда вернулся, был все тем же очаровательным другом, каким она знала его много лет назад. Не изысканным и безупречным, а непринужденным. Счастливым.
— Нам завтра снова рано вставать, — сказал Ник, и сердце Синтии взволнованно заколотилось в груди в предчувствии наступающей ночи.
Мощная волна страсти захлестнула ее, вызвав напряжение во всем теле.
— Тогда лучше лечь спать, — пробормотала Синтия, украдкой поглядывая на него сквозь ресницы.
Улыбка Ника смягчилась, он потянулся через стол и взял ее за руку.
— Мы больше не можем делать это, любовь моя.
«Любовь моя…» Как будто она по-настоящему была его любовью, подумала Синтия. Это все, что она слышала в это мгновение. Она выпрямилась и вырвала руку, изображая стеснение.
— Что мы не можем больше делать?
— То, чем мы занимались раньше. Я не могу так…
— А как можешь? — Синтия прищурилась и наклонилась к нему ближе.
— Син… — Его беспомощный вид выражал искренние извинения.
— Прости, Ник, но ты… Ты познакомил меня с восторгом слияния двух тел и теперь не можешь отказываться.
— Я не собирался ни с чем тебя знакомить!
— Но познакомил, ничего не поделаешь. Может быть, еще бокал вина?
Ник скрестил руки на груди.
— Синтия Мерриторп, послушай меня. Мы не будем больше заниматься любовью. До тех пор, пока не поженимся.
— Мы… — Его слова как молния пролетели по комнате. — Что ты сказал?
— Выходи за меня замуж, Синтия.
— Нет!
Ник улыбнулся и потянулся к ней, переплетая свои пальцы с ее.
— Пожалуйста, окажи мне честь, стань моей женой.
— Нет! — На лбу у Синтии выступил пот, а сама она задрожала от внезапного озноба. — Глупец, ты же обручен.
— С женщиной, которая меня ненавидит.
Синтия попыталась вырвать руку, но Ник крепко держал ее.
— Ты говорила, что хочешь, чтобы я был счастлив, Синтия. Брак с тобой сделает меня счастливым.
— Не говори так.
— Но это правда. Я буду счастлив.
Большим пальцем он гладил костяшки ее пальцев, и в глубине тела предательски задрожали запретные струны. Неужели он предлагает ей то, о чем она когда-то мечтала?
«Они полюбят друг друга. Весь мир вокруг них замрет. Они поженятся очень молодыми и переедут в Лондон, и весь свет будет восхищаться силой их страсти».
Но нет. Этого не случится. Если он женится на ней, они не смогут позволить себе светскую жизнь в городе. И свет будет недоумевать по поводу ужасного безрассудства этой пары.
— Мы не можем пожениться. Даже если ты не женишься на той женщине, меня ты не можешь взять в жены.
— Могу и возьму.
— А мое слово значения совсем не имеет?
— Но я думал… — От ее слов блеск в глазах Ника пропал. — Я люблю тебя, Синтия.
Черт! Да как он может бросаться такими словами? Как он может смотреть на нее ясными карими глазами и быть таким убедительным?
— Ты любишь меня как друга.
— Я люблю тебя как женщину. Я никогда никому не говорил этих слов. Я даже никогда не думал об этом.
Синтия не могла поверить его словам. За это время Ник должен был влюбиться и разлюбить десятки раз. В душе он всегда был романтиком. Он, несомненно, любил много женщин.
Комната закружилась у нее перед глазами. Только Пик оставался неподвижным и невозмутимым центром этой карусели. Ее покорил его теплый взгляд.
