Сюзанна погрузилась в воду, направляясь точно туда, где плавал Райс. Дно ушло из-под ног, и она попала в холодное течение. Вода здесь действительно была чище. Сюзанна снова подплыла к берегу, нащупав дно, распрямилась, чтобы вымыть голову. Совершив эту нелегкую процедуру, она вновь устремилась на середину реки. Она плыла легко, широкими гребками рассекая поверхность воды, и вспоминала, как резвились Вес, Марк и она еще детьми. Они бегали на речку тайно, пренебрегая запретами. Марк приносил из дома пару старых штанов и рубашку, чтобы Сюзанна, выйдя из воды, могла переодеться в свое сухое платье.
Эти дни миновали навсегда.
Наплававшись вдоволь, Сюзанна повернула обратно. Райс сидел на берегу, наблюдая за ней. Он уже натянул на себя рубашку, надел ботинки, а сейчас расчесывал свои густые волосы.
Сумерки перетекали в ночь, на небе зажглись звезды и высветилась четвертинка луны.
— Вы выглядите, как фея реки, — нараспев проговорил Райс, когда Сюзанна, выйдя из воды, приблизилась к нему.
— Боюсь даже интересоваться, как выглядят эти существа.
— Очень соблазнительно. Но нам надо поторапливаться.
Сюзанна застыла в нерешительности. Ей не хотелось покидать место, где он хоть на некоторое время сбросил с себя подозрительность и настороженность.
— Нельзя ли мне воспользоваться вашей расческой?
Он молча протянул ей гребень, любуясь, как женщина приводит в порядок головку. Зубья расчески утопали в густых волосах Сюзанны.
Вдруг Райс молча взял расческу из ее рук и мягко провел ею от корней до кончиков волос. В том, как он это проделал, было море заботы, ласки, нежности. Это было интимное действо, вновь сблизившее их.
Сюзанна почувствовала себя так, как будто принимает ванну из теплого меда. Он нежил ее. Она принимала его ласки. Однажды она уже была погружена в этот невесомый, обволакивающий эфир. Это был их мир. Мир, который они сотворили только для себя, и Сюзанна внезапно испугалась, что он снова покинет ее, оставит одну, позволит ей погрузиться в одинокие печальные думы.
Райс закончил причесывать ее, но пальцы его на секунду задержались возле лица Сюзанны. Она медленно повернулась к нему.
— Райс?
— Хмм…
То, что он исторг из себя, было наполовину стоном, наполовину вздохом, и Сюзанна не сомневалась, что в эту секунду в душе его борются противоречивые чувства.
Сюзанна бросилась ему на грудь, стремясь разделить фонтанирующую страсть и нежную признательность. Она чувствовала в Райсе то же, что и в себе. В его и своем теле. Во внезапной твердости сосков, крепко упиравшихся ему в грудь, в металлической твердости его мужской плоти. Женщина тяжело дышала, боясь произнести хоть слово, которое может нарушить их слитность или воздвигнуть между ними непреодолимое препятствие.
— Сюзанна, вы сами не понимаете, что вы делаете.
Она подняла глаза.
— Да, — сказала она, не соглашаясь. Слова не имели значения.
Она слышала, как мощно и громко работает его сердце. Опустив голову, она прижалась ухом к груди Райса.
— Однажды вы уже испугались меня, — напомнил ей Райс.
— Я думаю, я всегда буду слегка опасаться вас, — правдиво ответила женщина.
— Какая вы мудрая женщина.
— Да, но, кажется, это ничего не значит, — посетовала она.
— Глупышка.
— Я знаю.
— О, черт возьми! Спасите меня от этой американки, — жалобно взмолился Реддинг.
— Расскажите мне о другой, — попросила Сюзанна.
— Может быть, когда-нибудь, — увильнул Райс, и Сюзанна почувствовала, что он уходит, покидает ее.
— Наступит ли это «когда-нибудь»?
Райс больше не отвечал. Он отвернулся, чтобы поднять ее ботинки.
— Лучше наденьте это. Я пойду вперед.
— Райс… Скажите… Вы останетесь с нами? Когда мы доберемся до дома? Мы… Я… Вы нужны мне…
— Я нужен вам… примерно как… тиф или круп.
Реддинг говорил без издевки, но в том, что он говорил, был подтекст, второй план. Сюзанна не вполне расшифровала смысл сказанного. Может быть, за этим скрывалась ирония.
— Именно поэтому вы все время убегаете?
Он остановился.
— Я не убегаю.
— Тогда останьтесь.
Это был вызов. Так вызывающе разговаривал раньше только Райс.
— Я обещал сопровождать вас только до Техаса.
— Вам так не терпится вернуться в Англию?
Наступило молчание. В некотором роде оно тоже было ответом. И вновь Сюзанна задумалась о его прошлом, о его прежней жизни.
Райс повернулся и в два прыжка оказался возле нее. Он нагнулся и поцеловал ее. Тяжелый, грубый поцелуй, лишенный мягкости и нежности. Райс наказывал ее жестоко. Сюзанна испугалась: она слишком долго дразнила разъяренного зверя.
Райс не ждал от нее никакого ответа. Он просто пользовался ею. Грубо, как насильник. Сюзанна вспомнила его хладнокровие, когда Райс чуть не убил человека, и то, как расчетливо он осмотрел вещи, принадлежащие мародерам, без всякого сострадания к их предыдущим владельцам.
Сюзанна вполне осознала, что он был совершенно прав, когда несколько недель назад поучительно внушал ей, что она видит то, что желает видеть. И ее обуял страх, ужас, которого она еще не знала в своей жизни. Сюзанна испугалась жестокой грубости Реддинга и своих исчезающих чувств.
Казалось, что он находил удовольствие, видя ее испуг. Но внезапно он отступил.
— Никогда не дразните зверя, — предупредил Райс, и в который раз женщина изумилась тому, что он точно читает ее мысли. Зверь. Ястреб. Хищник. Она дрожала от страха с головы до ног. Губы болели. Сюзанна чувствовала резь в глазах. Она на секунду прикрыла их, а когда открыла вновь, Райса не было.
По дороге в лагерь Райс чувствовал себя неловко. Ему было стыдно. Должно быть, так чувствует себя мощный буйвол, копытом ударивший котенка.
Черт возьми! Ему надо было возвращаться в лагерь сразу после купания. Но Сюзанна вызывала нежную жалость, сидя на копчике в грязной воде. Он был не в силах пройти мимо, хотя следовало поступить именно так. Своей сопливой жалостью он только осложнил положение.
Когда Сюзанна обращает на него взор, полный любви, он чувствует необходимость совершить что-то грубое, злое, иначе любовные томления могут закончиться скверно для них обоих.
Только что он совершил низкий поступок: вместо того чтобы нежно омыть поцелуями ее лицо, он дико и жестоко надругался над женщиной. Ему казалось, что этот бессовестный поступок заставит ее понять, кто он на самом деле и избавит Сюзанну от романтического, благоговейного отношения к нему как к герою. И это было только начало саморазвенчивания.
Сумерки уже давно окутали землю, деревья и людей. Странная плотная мгла сгущалась в воздухе. Эта зловещая почти осязаемая темнота не предвещала ничего хорошего.
