Глава 9
Кардросс боялся, что его неосторожные слова заставят Нелл более внимательно отнестись к образу жизни брата, но на самом деле это взволновало ее гораздо меньше, чем возможные последствия рассказа, который она выдумала, чтобы оправдать его нападение на ее экипаж. Она, конечно, восприняла его слова с удивлением, но после нескольких минут размышления поняла, что все его преувеличения объясняются ревностью, которую она ясно уловила в его тоне. Это подтверждалось и тем, как он резко сменил тему разговора; а поскольку ей хватало и своих неприятностей, она скоро перестала обо всем этом думать.
Встреча с супругом привела ее в подавленное состояние; ей было очень трудно вновь обрести присутствие духа, ибо никогда еще Джайлз не обращался с ней с такой холодной сдержанностью и не смотрел на нее таким жестким, вопрошающим взглядом. Она была сама виновата; ведь когда он только вошел в комнату, этого ужасного выражения на его лице не было. Она боялась, что он начнет выяснять причину ее испуга, но он не стал делать этого, то ли из презрения, то ли из равнодушия, и его холодная снисходительность вызвала у нее еще большую тревогу, чем любое проявление гнева. Она почувствовала, что ее держат на расстоянии, и хотя его голос зазвучал добрее, когда он спросил ее, в чем дело, она не ощутила никакого желания открыться ему. По ее мнению, это был наименее подходящий момент для признания. Ее реакция на появление графа и без того вызвала у него подозрения, он был рассержен на нее за то, что она плохо следила за его сестрой, выведен из себя поведением Дайзарта; признание, что жена снова по уши в долгах и изо всех сил старалась обмануть его, подействовало бы на него как спичка, поднесенная к сухому пороху. К тому же она считала, что, узнав причину, по которой Дайзарт напал на нее, он вряд ли станет относиться к ее брату более благосклонно. Наоборот, ведь даже ее возмутила эта выходка, а уж Кардросс должен был осудить ее самым суровым образом. Если все выяснится, Дайзарт наверняка расскажет ему, что получил от нее триста фунтов, и тогда этот узел уже никогда не распутать.
Эта печальная уверенность навела ее на мысль немедленно предупредить Дайзарта. Кардросс недвусмысленно намекнул, что призовет его к ответу, и нельзя, чтобы они рассказали ему разные истории. Она тут же села, чтобы написать ему записку, но несколько раз останавливалась и вытирала застилавшие ей глаза слезы. Как она ни пыталась успокоиться, они навертывались снова и снова, потому что это было так ужасно – устраивать с Дайзартом заговор против Кардросса.
Едва она отдала лакею запечатанный конверт, как вошла Летти, и Нелл тут же пришло в голову, что ее тоже нужно предупредить о необходимости говорить – на случай, если Кардросс станет расспрашивать, – что Дайзарт организовал нападение на них, заключив пари. Она почувствовала, что краснеет, объясняя Летти, что та должна отвечать Кардроссу, но Летти и глазом не моргнула.
– Ну конечно, – сказала она, принимая все как само собой разумеющееся.
Нелл не знала, радоваться ей или печалиться.
– Значит, Джайлз вернулся! – заметила Летти, стягивая перчатки. – Что ж! Я очень рада!
– Еще бы, – пробормотала Нелл. – Конечно! То есть…
– Потому что, – продолжала Летти, – мои дела достигли критической точки!
–Боже мой! – вскричала перепуганная Нелл. – Что случилось, милая?..
– Через шесть недель – меньше, чем через шесть недель! – Джереми отплывает в Южную Америку! – обреченно заявила Летти.
– О Боже! – сказала Нелл. – Так скоро! Мне очень жаль…
– Можешь не расстраиваться, – ответила Летти. – Хотя, признаюсь, мне не хотелось бы выходить замуж впопыхах. Но я не ропщу, в конце концов, это такая мелочь.
Нелл растерянно посмотрела на нее:
– Но, дорогая моя, ты ведь понимаешь… Не можешь же ты рассчитывать, что Кардросс разрешит тебе…
– Но ни он, ни ты, – парировала Летти, – не можете рассчитывать, что я позволю моему обожаемому Джереми покинуть Англию без меня! Джайлз не откажет мне в своем согласии, если у него не совсем каменное сердце.
Нелл не могла взять в толк, почему близкий отъезд мистера Эллендейла должен был растопить сердце Кардросса, и отважилась сказать об этом. И получила в ответ страстную филиппику. Речь Летти была не слишком вразумительной, но ясно было одно: Кардроссу дается последняя возможность реабилитировать себя.
Для Нелл это была уже последняя капля, довершившая этот исключительно неудачный день. Она очень серьезно попросила Летти не пытаться в этот вечер отстаивать свои интересы; и когда Летти, тряхнув головой, заявила, что она-то не боится Кардросса, Нелл предупредила ее, что он уже достаточно рассержен, получив письмо леди Чадли.
Летти впала в задумчивое молчание. А через несколько секунд сказала с беспечностью, которая вряд ли кого-нибудь могла обмануть:
– Это не имеет ни малейшего значения. Мне все равно, если он в очередной раз выбранит меня. Он очень сердит, Нелл?
– Нет, но… боюсь, он очень недоволен! Думаю, он не станет говорить с тобой об этом, если только ты не выведешь его из себя!
– Ладно, сегодня я ничего ему не скажу, – решила Летти. – Как удачно, что мы с тобой идем на спектакль! Я только хотела спросить тебя, обязательно ли нам идти, У меня что-то нет ни малейшего желания. Хотя не следует впадать в спячку, даже если Кардросс и намерен разбить мне сердце. Поделом ему будет, если я вдруг зачахну и умру, потому что, хотя ему нет до меня никакого дела, я оставлю письмо, которое вскроют после моей смерти, и в нем будет написано, что это он во всем виноват, а уж это ему не понравится!
Слегка воодушевленная этой мыслью, Летти отправилась переодеваться. С несвойственным ей тактом она выбрала из своего гардероба очень строгое платье из французского муслина и подчеркнула его скромность, набросив на плечи кружевную косынку. Это заставило обожающую ее горничную взглянуть на свою хозяйку с явным беспокойством, но когда ей объяснили, в чем дело, Марта внесла и свою лепту, заменив пару шелковых митенок на элегантные лайковые перчатки, которые она перед этим отложила в сторону. Летти оглядела их с неудовольствием, но все-таки согласилась надеть; и вот она предстала перед своим сводным братом как воплощение добродетельной девственности. Этот скромный наряд произвел хорошее впечатление, хотя и не то, которого она ожидала. Когда она вошла в гостиную, у Кардросса был суровый вид, но при первом же взгляде на свою благочестивую сестренку его лицо прояснилось. Он поднял лорнет, чтобы разглядеть ее, и сухо, хотя его губы чуть не расплывались в улыбке, произнес:
– Немножко мрачновато, Летти!
