– Нелл! – выпалила она.
Прекрасно понимая, что присутствие Саттон не остановит потока излияний о том, как Кардросс несправедлив к ней, Нелл тут же отослала свою величественную камеристку. Она, вероятно, и так все узнает от Марты, потому что эта преданная и покладистая служанка пользовалась полным доверием хозяйки; тут уж ничего не поделаешь; по крайней мере, ее присутствие не будет смущать Нелл, когда Летти даст волю своей ярости и возмущению.
Едва за мисс Саттон закрылась дверь, разразилась буря.
Летти с оскорбленным видом и очень живо описала то, что произошло за завтраком. «Предварительная пристрелка» быстро превратилась в развернутое наступление. При этом Летти была разбита наголову. Ее рассказ то и дело прерывался комментариями по поводу характера Кардросса, а такие слова, как «жестокий», «грубый», «деспотичный», «отвратительный», были самыми мягкими эпитетами, которыми она пользовалась. После неудачной попытки остановить ее Нелл покорилась судьбе, слушая вполуха, какие меры (к счастью, в большинстве своем совершенно невозможные) собиралась принять Летти, если бы Кардросс стал упорствовать в своей непоколебимости, размышляя при этом, успеют ли они вовремя к утренней службе. Вполне понятно, что нервное напряжение, в котором пребывала Летти, привело к тому, что ее речь завершилась бурными рыданиями, и Нелл всерьез забеспокоилась, не перерастут ли они в истерический припадок. Эта угроза была ликвидирована с помощью нюхательных солей и здравого смысла, и страждущая от жестокосердия брата постепенно затихла. Нелл едва успокоила золовку и как раз протирала ей виски одеколоном, когда раздался стук в дверь и в комнату вошел Кардросс. Увидев распростертую на софе Летти, он остановился у порога и едва сказал:
– Впечатляющий спектакль!
– О, Джайлз, прошу вас, потише! – взмолилась Нелл.
Распростертая на софе убитая горем дева вскочила и хриплым от ненависти голосом пообещала, что у нее непременно начнутся конвульсии, если Кардросс немедленно не выйдет из комнаты.
– Ради Бога, если тебе хочется, чтобы тебя отхлестали по щекам! – ответил Кардросс с таким видом, будто с величайшим удовольствием выполнил бы свою угрозу. – А если не хочется, то перестань разыгрывать Челтнемские трагедии[9] и отправляйся в свою комнату.
– Неужели ты думаешь, – прошипела Летти, – что можешь приказать мне уйти в свою комнату, как маленькой?
– Да, и даже отнесу тебя туда, если ты немедленно не послушаешься! – сказал он, снова открывая дверь. – Вон!
– Ради Бога, Кардросс! – запротестовала Нелл, больше всего на свете боясь, что Летти снова впадет в истерику. – Ради Бога, уйдите и предоставьте ее мне! Это моя комната, и вы действительно не имеете права приказывать Летти уйти!
– У вас странные представления о моих правах, – мрачно ответил он. – Я не сомневаюсь, что в вашей комнате она более желанная гостья, чем я, но вы должны признать, что я имею право находиться с вами наедине, когда я этого хочу!
Она побледнела, но голос ее был спокоен:
– Ну конечно, и если вы хотите поговорить со мной, не пройти ли нам в будуар?
– Не стоит так беспокоиться, – заявила Летти, дрожа от злости. – Я ни за что на свете не допущу, моя дорогая, чтобы с тобой обращались так же, как со мной, и чтобы избавить тебя от этого, я ухожу!
Эта благородная речь стерла громы и молнии с лица Кардросса и заставила его расхохотаться; такой непредвиденный эффект несколько смутил Летти, а Нелл принес явное облегчение. Задержавшись лишь для того, чтобы сообщить своему брату, что его манеры настолько же отвратительны, насколько злобен его характер, Летти выскочила из комнаты, напутствуемая рекомендацией охладить свой пыл.
– Маленькая чума! – заметил Кардросс, закрывая за ней дверь. – Мне жаль Эллендейла, если она когда-нибудь станет его женой.
– Она потрясена известием, что он должен так скоро покинуть Англию, – извиняющимся тоном сказала Нелл. – Ей невозможно не сочувствовать, и я со своей стороны… Но не хочу больше докучать вам.
– Вот спасибо! Для одного дня мне вполне достаточно уверяю вас. Да еще за завтраком!
– Действительно, время она выбрала неподходящее, – заметила Нелл.
– Крайне! Но и в любой другой час она бы не нашла меня более покладистым. – И со вздохом добавил: – Да, я знаю, что вы ей сочувствуете, но пришел не для того, чтобы спорить об этом прискорбном деле. Я хочу посоветоваться с вами, как лучше всего поступить. Одно я знаю наверняка: пока этот достойный сожаления молодой человек не покинет страну, нам с вами покоя не будет. Несомненно, меня ждут бесконечные повторения сегодняшней сцены; а вам, думаю, придется взять на себя изнурительную роль наперсницы. Честно говоря, я не вижу причин, по которым вы должны терпеть эти выходки Летти, поэтому скажите мне откровенно: хотели ли вы, чтобы я отправил ее в Бат?
– Ни за что на свете! – быстро ответила она. – Надеюсь, вы только шутили, угрожая ей отправкой в Бат?
– Да, но тогда я еще не знал, что Эллендейл должен скоро покинуть Англию.
– Нет-нет, не думайте об этом! Это будет некрасиво – отослать ее из Лондона, когда до отъезда мистера Эллендейла осталось так мало времени! Я совершенно убеждена, что она сбежит из Бата к миссис Торн или куда-нибудь еще – и вам это совсем не понравится. Подумайте только, как это будет выглядеть!
– Насколько я знаю тетушку Онорию, она не позволит ей убежать, – сказал он с легкой улыбкой. – Только не думайте, что я горю желанием отправить ее туда! Она утомительное, несносное создание, и, когда она начинает ругаться и препираться, я готов ей шею свернуть, но в этом виновато ее воспитание, и она вовсе не заслуживает того, чтобы быть отданной на съедение этой драконихе. Но мне не хочется, чтобы она мучила вас всем этим вздором.
– Не беспокойтесь об этом и, прошу вас, даже и не помышляйте отправить ее к леди Онории! В одном вы можете быть абсолютно уверены: можно не бояться, что они тайно обвенчаются.
– Да, это верно! – согласился он. – Поскольку Эллендейл не в состоянии содержать жену, такая возможность исключается!
– Да, но вы не совсем справедливы, Кардросс! – упрекнула мужа Нелл. – Возможно, он и неподходящий жених для бедняжки Летти, но можно не сомневаться, что он человек твердых принципов, а его чувство благопристойности слишком велико, чтобы позволить ему даже думать о тайном браке, независимо от размеров его состояния!
– Его принципы и его благопристойность могут быть на недосягаемой высоте, но я не очень уверен в его решительности! – ответил Кардросс. – Если бы и она была на той же высоте, едва ли он позволил бы своему увлечению Летти завести его так далеко, чтобы являться ко мне и просить ее руки. Когда ей надо, она может быть очаровательным чертенком, и я уверен, что она вертит им, как хочет. Так что вся моя надежда – на его стесненные обстоятельства. Итак, мы оставляем Летти в Лондоне, и не вините меня, если она доведет вас до белого каления!
