Теперь Надежда Васильевна могла смело появляться в домах прежних и новых знакомых.
Уже никто не тревожил ее любопытным взором или затейливыми вопросами. У нее даже появились поклонники из неистребимого племени завсегдатаев гостиных, записных волокит, готовых приударить за кем угодно, как говорится, из любви к самому процессу. Однако они вынуждены были скоро ретироваться, поскольку флиртовать с Роевой оказалось совершенно невозможно. Попробуй поухаживай за неприступной статуей, никакого удовольствия! Зато люди серьезные находили в молодой женщине интересного собеседника, не лишенного живости ума и воображения.
И тогда Надежда Васильевна преображалась, становилась весела, остроумна, чем совершенно удивляла окружающих.
Словом, жизнь постепенно превращалась в тихую полноводную реку. Но спокойствия не наступило. Она боялась. Боялась, что в один прекрасный день встретит ЕГО. Правда, они вращались в разных кругах, но кто живет в Петербурге, знает, что это маленький город. Не хочешь, а встретишь ненароком. Поэтому Надежда Васильевна всегда была настороже.
Владимир Иванович тем временем стремительно делал карьеру. Он и ранее был на хорошем счету у начальства, а теперь и сам в начальники вышел. Уже парадный мундир украшал святой Станислав, а там глядишь и святая Анна не за горами. Он раздобрел телом, погрузнел, но по-прежнему сохранял живость в движениях. Легкая лысина, обозначившаяся на лбу, совсем не портила его. А даже, наоборот, в сочетании с неизменным золотым пенсне, придавала эдакую солидность. При этом в Роеве сохранилась легкость и непосредственность юности. Иногда он заливался мальчишеским смехом, мог запросто прокатиться на велосипеде, что уж совсем неприлично для солидного человека, лихо пробежаться на коньках, валять дурака, придумывая домашние шутки и розыгрыши. Немудрено, что малыш Вася обожал отца, неизменно предпочитая его колени, когда вся семья собиралась вместе. Надя тайно ревновала ребенка, но в то же время ей не в чем было упрекнуть мужа. Он никогда, ни разу не дал почувствовать ей, что Вася не его родная кровь. Да и Владимиру самому порой казалось, что мальчик ему роднее родного, так он любил его. Удивительно, но посторонние люди, приходя в дом Роевых, в один голос твердили, глядя на ребенка: «Вылитый отец!»
Сходство с недоумением замечала и Катерина Андреевна. "Уж не морочат ли они мне голову?
Не бывает же таких чудес не свете! Но ведь разве не чудо, что с Надюшей все так благополучно разрешилось! Неисповедимы пути Господни!" И Ковалевская старалась не думать об этих скользких материях, тем более что и обсудить такие деликатные проблемы было не с кем, ведь для Роевых, а стало быть и для нее, тайна рождения Васи – абсолютное табу.
"Поэтому оставалось заняться другими, но не менее важными проблемами. Вот, например, надобно переменить все шляпы и часть гардероба, так как волосы поседели. Катерина Андреевна долго не могла примириться со своей сединой, а когда свыклась, то стала находить ее чрезвычайно благородной и элегантной. Пришлось также с большой неохотой отказаться от части любимых украшений, которые так чудесно смотрелись при черных как смоль волосах! Все они постепенно перекочевали в Надины шкатулки.
Ковалевская, конечно, вспомнила и о тех злополучных драгоценностях, которые были подарены дочери и исчезли после ее побега. Но она так и не решилась спросить, куда же они подевались. Хотя очень жаль бриллиантов. Больно хороши были!
Следствие по делу о скоропостижной смерти княгини Верховской Лидии Матвеевны, в девичестве дочери купца первой гильдии Астаховой, закончилось довольно быстро. Полиция установила, что княгиня отравилась ядовитыми грибами.
С пристрастием допросили несчастного повара, прислугу и даже нашли продавца грибов. В ходе следствия выяснилось, что Лидия Матвеевна сама заказала в тот день грибы повару. Он же их и покупал на рынке, выбирая с осторожностью и зная в них толк. Но как тогда он мог ошибиться? И если грибы оказались ядовитые, то почему отравилась только княгиня? Хозяйка долго ждала мужа к обеду и, не дождавшись, решила перекусить до его прихода. Приказала подать себе мадеры, закусок и в том числе блюдечко уже готовых грибов. Отдельное блюдечко, в которое можно было украдкой добавить чего хочешь, тех же поганок. Обвинили повара. Муж отсутствовал вовсе, а жившая в доме тетка-княжна и носу не показывала из своих комнат и кушать изволила всегда отдельно. Суд приговорил несчастного повара к каторге, несмотря на то что он вину свою отрицал, клялся и божился всеми святыми.
Вот так Евгений в одночасье сделался вдовцом и наследником жениного состояния. За годы совместного проживания оно существенно уменьшилось, но было еще велико. Но Верховский совсем не радовался перемене своей участи. Отчего так поздно! Почему бы злополучной Лидии не съесть этой ядовитой дряни сразу после их свадьбы! Не было бы стольких лет мучения и унижений! Никто бы не похищал дневника с ужасной тайной! А главное, Наденька была бы жива, и он смог бы соединить с ней свою судьбу! Нет, рок тяготеет над ним, и нет сил бороться с его неотвратимостью!
Приятели удивлялись, Верховский даже вроде как горевал о своей супруге, хотя все знали, что меж ними согласия не было. Он еще более замкнулся, хотя дружки его ожидали, что вот уж теперь князь начнет кутить и жить на широкую ногу. Евгений же, выждав приличествующий срок, отбыл за границу, развеивать хандру.
Но поехал он не один, а с тетушкой, Татьяной Аркадьевной, которая мужественно несла бремя постоянных забот о любимом племяннике. Евгений позволил ей взвалить на себя все хлопоты по отъезду. Они отправились в Европу, и долгое время в свете о них ничего не слыхали.
Прошло два года, и в светские гостиные проникла новость о возвращении князя. Поначалу всех интересовал только Евгений как потенциальный жених или возможный искусный любовник. Подобная его слава еще не угасла и будоражила воображение сладострастных скучающих дамочек. Однако каково было изумление общества, когда обнаружилось, что князь постарел, а огонь желаний в нем совершенно потух.
Некоторые его и не узнавали вовсе. Зато княжна чудесным образом преобразилась.
– Странно! – судачили кумушки. – Она точно помолодела!
– И впрямь! – вторили иные. – Она в молодости не была столь привлекательна, как ныне, словно колдовство какое-то!
И действительно, Татьяна Аркадьевна порхала и цвела, будто внутри ее зажегся таинственный огонь и осветил внутренним светом доселе невзрачное существо. Вдруг выяснилось, что ее мелкие черты лица могут быть просто очаровательны, особенно когда на губах играет рассеянная счастливая улыбка. Излишняя седина чудесным образом исчезла под воздействием краски.
