Когда Йэн не ответил, шериф размахнулся и хлестнул его кнутом по ладони. Йэн и бровью не повел. Он лишь с презрением смотрел на Бона.
— Твое преступление? — спросил он.
— Англичане зовут это изменой, — холодно произнес Йэн. — Я называю это борьбой за своего настоящего короля.
Вон повернулся к ней.
— Где его бумаги?
Фэнси медлила с ответом, не сводя глаз с Йэна. Он бесстрастно смотрел на нее, и она знала, что он ждет слов Фэнси о его освобождении. Но что-то было не так. Она интуитивно чувствовала это. Она знала Тома Бона, и знала, что он действует по указке Роберта.
— Не здесь.
— Где же? — Глаза шерифа сузились.
— В надежном месте.
— Я советую вам, миссис Марш, продать его закладную. Он причинит вам одни неприятности.
— Неужели? — Она показала на поле, засаженное табаком, и на луг, где паслись лошади. — Ничего этого бы не было без мистера Сазерленда. Мой муж доверял ему, и я доверяю тоже.
Вон улыбнулся, и Фэнси подумала, что никто еще не смотрел на нее со столь снисходительным видом.
— Прошу прощения, миссис, — сказал он, — но вы женщина, а женщины глупы, когда дело касается мужчин.
— И ваша жена тоже? — парировала она, дав ярости возобладать над природной вежливостью. Лицо шерифа стало багровым.
— Попомните мои слова, миссис, люди не допустят этого. Лучше избавьтесь от него, пока не поздно.
— Я не хочу, чтобы мистер Сазерленд уезжал, — раздался голос Ноэля, наблюдавшего за перепалкой матери с шерифом.
Вон посмотрел на мальчика сверху вниз.
— Он преступник, сынок. Он может всех вас убить.
— Нет, это неправда, — с вызовом ответил Ноэль. Шериф оставил дерзкий выпад мальчика без внимания и вновь посмотрел на Фэнси.
— Избавьтесь от него. — И, считая свою миссию завершенной, вскочил на лошадь и ускакал, сопровождаемый помощниками.
Йэн стоял спиной к Фэнси, провожая всадников взглядом. Почему она не сказала шерифу, что он свободный человек?
Был ли он действительно свободным? Ее подпись на закладной еще нужно было засвидетельствовать. Фэнси говорила о нем с шерифом как о своей собственности. Вероятно, она и не собиралась освобождать его. Может, она разыграла спектакль, подписав бумаги, с одной-единственной целью: привязать его к ферме, находя все новые отговорки, чтобы не свидетельствовать документ.
Привычная горечь и разочарование овладели им. Не оборачиваясь, Йэн направился к конюшне.
— Йэн.
Он слышал голос Фэнси, но не остановился.
— Йэн! — вновь позвала она и пошла за ним, пытаясь успеть за его размашистыми шагами.
Он не ответил, но она не отставала и дошла до конюшни, не намереваясь останавливаться на пороге.
Тогда Йэн обернулся, преграждая ей путь.
— Почему ты не сказала ему?
Ее глаза, молившие выслушать ее, были прекрасны, и на миг Йэн забыл о своем гневе, но в следующую секунду гнев ослепил его, сметая все остальное.
— Я не могла показать Бону бумаги, — сказала она. — Я не доверяю ему.
«А я не доверяю тебе», — было написано у него на лице. Но, ничего не сказав, он прошел мимо нее, направляясь на пастбище.
—Йэн!
— Ты получила, что хотела, — бросил он, не оборачиваясь.
— Нет, если ты думаешь, что я солгала.
— Не имеет значения, что я думаю.
Он свистнул, подзывая Грея, вскочил в седло и, пришпорив коня, пустил его в галоп.
Он делал круги по загону, все убыстряя темп. После очередного круга Йэн взглянул в сторону конюшни, ожидая увидеть Фэнси.
Но ее там не было.
* * *
Через неделю, придя на службу преподобного отца Уинфри, Фэнси поняла, что Роберт сделал свое дело. Никто, кроме Уоллесов, не разговаривал с ней.
Она стояла в одиночестве, пока преподобный отец крестил младенца и венчал молодую пару. По ее щеке скатилась слеза, когда она слушала, как священник спрашивал молодых, обещают ли они быть вместе в горе и в радости, пока Бог не разлучит их.
За этими словами последовал поцелуй, робкий и неуверенный, но полный нежности. Ее собственное венчание было таким же — они оба были смущены и неуверенны, — но оно дало начало счастливой семейной жизни. Она наблюдала и другие браки: совершенные по расчету, по необходимости, по любви.
Внезапная мысль поразила ее, как гром среди ясного неба. Фэнси попыталась отмахнутся от нее, как от назойливой мухи, но та не оставляла ее, из догадки превращаясь в уверенность. Она неподвижно просидела всю службу, почти парализованная смелостью пришедшей ей в голову идеи.
После службы один лишь отец Уинфри подошел к Фэнси, стоявшей в стороне с Фортуной и детьми.
— Миссис Марш, — приветствовал он ее, улыбаясь Эми, чье личико осветила ответная улыбка.
Когда Фэнси встретила его взгляд, она не увидела в нем осуждения, а лишь доброту.
— Вы могли бы поужинать с нами? — спросила она. Он заколебался.
— Мне нужна ваша помощь, — сказала Фэнси. Священник кивнул.
— Я молился за вас и детей, и за мисс Фортуну, — произнес он, ласково взглянув на Фортуну. — С удовольствием отужинаю с вами.
Фэнси подождала, пока он подойдет к другим семьям. Некоторые, бросавшие на Фэнси негодующие взгляды в начале службы, уходя, выглядели пристыженными.
Когда преподобный отец вернулся и привязал свою лошадь к коляске Маршей, намереваясь поехать с ними, Фэнси тихо спросила:
— Может, вам стоит поехать после нас? — Она не хотела, чтобы отец Уинфри подвергся нападкам за визит к женщине, осуждаемой обществом.
— И лишить себя удовольствия находиться в вашем обществе? — с улыбкой возразил он.
Фэнси улыбнулась. Ей всегда нравился отец Уинфри, а сейчас она вновь оценила его. Его вытянутое лицо, обрамленное спутанными прядями волос, нельзя было назвать привлекательным, а нескладная худощавая фигура и бедная одежда придавали ему несколько неряшливый вид. Но доброта, исходящая из голубых глаз, заставляла забывать о недостатках внешности. Он проповедовал образ доброго, всепрощающего бога, а мужество и преданность своему делу привлекали к нему людей. Он искренне выражал свое участие и старался помочь Фэнси как мог, и она была благодарна ему.
Но какова глубина его участия? Сколько он может попросить для нее у бога?
Усадив Фортуну и детей в глубине коляски, она села вперед, освободив место и для отца Уинфри. По дороге домой Фэнси размышляла, с чего начать серьезный разговор. Но прежде чем она решилась, он спросил ее о табаке.
— Все поле уже засажено. Нам помогает Тим Уоллес, — ответила она. — Но… Йэн сделал большую часть работы, и он работает с лошадьми.
— Йэн? Это ваш работник? — переспросил отец Уинфри. — Я видел его на похоронах Джона. Он выглядит разочарованным человеком.
