Его веселый взгляд застыл.
— Я не привык к насмешкам.
— А я не привыкла к музыкальным импровизациям в собственной гостиной.
— Кассиус!
Быстрые пальцы негра остановились, и финальные аккорды повисли в воздухе. Второй раз за вечер Эндрю Раванель махнул своей шляпой с плюмажем так низко, что перья коснулись пола.
— Мадам, я восхищаюсь благородной дамой-патриоткой.
— Патриоткой? О боже! — Скарлетт прикрыла рот в притворном изумлении, — Не думала, что это именуется патриотизмом. Уверена, что ваши намерения называются куда гаже, хотя ни одна благовоспитанная дама в Джорджии не призналась бы, что ей известны подобные слова.
Розмари Хейнз старалась пересилить веление собственного сердца. Возможно, если играть роль с большой убедительностью, ложь могла бы стать правдой и она бы полюбила мужа. Розмари подавляла зевоту, когда Джон читал по вечерам, и даже предлагала книгу-другую. Бывало, муж обращался к ней в спальне:
— Я делаю тебе больно?
Кулаки у нее сжимались, и все же она выдавливала улыбку.
— Не беспокойся, Джон, дорогой, наслаждайся сам.
Но хоть их общение как супругов и сводилось на нет, кренясь, точно повозка с просевшим колесом, их родительским разговорам не было конца.
Розмари не переставала восхищаться на удивление не похожей на нее дочкой. Мэг никогда не лукавила. Радостная, как солнечный лучик, в следующий миг девочка могла расплакаться: она не умела сдерживаться.
Однажды вечером, когда родители спустились послушать молитву ребенка, Джон спросил:
— Почему она молится за лошадей? И просит позаботиться о каждой лошади?
— Сегодня Клео с Мэг ходили в Уайт-Пойнт и натолкнулись на извозчика, который бил лошадь. Клео рассказала мне, что лошадь была старенькой — слишком старой, чтобы везти повозку. Некоторые взрослые пытались урезонить его, но все без толку, а Мэг просто подбежала к извозчику и принялась колотить его по ногам, — Розмари с нежностью улыбнулась. — Похоже, нападение Мэг заставило зрителей устыдиться, потому что какой-то офицер купил бедное животное прямо на месте.
— Наша дочка не выносит жестокости. А эта лошадь?..
— Да, — кивнула Розмари. — Скорее всего, наш добрый самаритянин вскоре после этого пристрелил ее, однако Мэг воображает, что она в добром здравии пасется на зеленом лугу. У меня в детстве был пони по имени Джек. Может, и ей…
Джон побледнел.
— Она еще слишком мала для пони.
Джона Хейнза попросили приехать в законодательное собрание, чтобы обсудить стратегии прорыва блокады.
В ожидании поезда в Колумбию Джон, набравшись смелости, сказал:
— Так больно уезжать от Мэг.
И быстро добавил:
— Буду скучать, по тебе, любимая.
Он помедлил в поисках лучших слов, которые волшебным образом могли бы изменить их отношения, и глухо повторил:
— Да, буду скучать.
Несмотря на непреходящую головную боль, Розмари напутствовала:
— Джон, пожалуйста, одевайся потеплее. Ты же знаешь, как легко простужаешься. И не забывай завтракать.
— Да, — ответил он, — Ну…
Они холодно обнялись. Розмари погладила его по руке.
— До свидания, милая, — попрощался Хейнз.
Розмари улыбнулась и помахала вслед отъезжающему поезду, но как только вагон мужа скрылся из виду, опустилась на ближайшую скамейку. В висках стучало. Женщина закрыла глаза и принялась глубоко дышать, чтобы успокоиться.
Слышался шум отходящего поезда: звон колокола, свист вырывающегося пара, гремели пустые тележки носильщиков и доносились последние прощания пассажиров. Поблизости раздались уверенные шаги, замершие рядом с ней, и Розмари, открыв глаза, увидела улыбающегося Эндрю Раванеля.
Голова тут же прошла. Розмари стало легче — настолько легче, что она почувствовала себя пушинкой — вот-вот улетит.
— О, здравствуй, Розмари. Странное местечко ты выбрала для сна.
— Господи, Эндрю! Не знала, что ты должен приехать.
Где же группа встречающих?
Полковник засмеялся.
— Генерал Брэгт утверждает, что южанам полезно время от времени меня видеть, — Эндрю театрально прижал руку к груди, — Дорогая Розмари, я словно дешевая плошка, что-то вроде формы для отливки пуль или походного котелка, которые отправят на свалку, только когда они протрутся до дыр.
Розмари просияла:
— Все твои доблести — притворство?
— Конечно же! Только сохрани это в тайне. Война — большая игра!
Подошел негр с саквояжем Раванеля и банджо через плечо.
— Кассиус, найди извозчика. Я проскользну в Чарльстон, как вор в ночи. Пойдем, Розмари, отвезу тебя домой.
Пока кеб неспешно катился по Митинг-стрит, Эндрю описывал, как его принимали в Атланте.
— Когда я сел в экипаж, люди выпрягли лошадей. Думаешь, я попал к конокрадам? Нет! Горожанам взбрело в голову, что они должны сами тащить мою карету. Они взялись за оглобли и так резво пошли, что оставалось только удивляться, почему такие крепкие ребята не в армии.
А потом я выбрался из экипажа, и меня, под оглушительные возгласы, понесли на плечах. В гостинице люди, не позволяя мне спуститься, так стремительно взбежали по лестнице, что я чуть не врезался головой в потолок. Наконец слез — приятно было вновь оказаться на собственных подпорках. Мне сразу встретились два самых больших в мире ворчуна. Добрейший доктор Мид принялся обличать твоего брата Ретта и просто прожужжал все уши, покуда я не сказал, что если бы Ретт был здесь, тот бы не осмелился отзываться о нем в таком тоне.
Эндрю взял руку Розмари в свою.
— Второй брюзгой была миссис Мерриуэзер, такая грозная, что ее следовало бы обшить броней и пустить в чарльстонскую бухту. Изрыгая банальности по правому и левому борту, она внесла бы в ряды федеральных судов настоящее смятение. А другие дамы Атланты…
— Падали в обморок к твоим ногам?
— Печальное зрелище. Одна бедняжка была женой самого бестолкового офицера, который когда-либо находился под моим началом. Я бессовестно ей врал. В конце концов я так воспел заслуги майора Уилкса, что он стал просто моим лучшим подчиненным.
Эндрю погладил нежную ладонь Розмари: изысканный жест причинил ей удовольствие и боль.
— Впрочем, к чему вести беседы о скучных людишках с самой очаровательной женщиной во всем Чарльстоне!
Розмари, выпрямившись, вырвала руку.
— Ты забываешь, Эндрю, что я жена и мать.
— Да, верно. Так и должно быть. Счастливая мать, довольная жена.
Когда они проезжали по сожженному району с разрушенными домами и церквями, Эндрю вновь завладел ее рукой.
