– Закери, пожалуйста, взгляд на пень.
– Хорошо. На пень.
– И не хмурьтесь.
– Но птичка оставила подарочек.
Губы Кэролайн помимо воли дернулись, вопреки ее решимости не думать о всякой чепухе.
– Значит, придется сосредоточиться на подарочке.
– Я не собираюсь целый час смотреть па птичьи подарочки.
Она не удержалась и хихикнула.
– А ради искусства?
– Нет. Только ради Кэролайн Уитфелд.
У нее вдруг задрожала рука, и ей пришлось тряхнуть кистью, чтобы унять дрожь.
– Прекратите, или вам придется стоять всю ночь.
– Хорошо. Только не назовите картину «Лорд Закери Гриффин рассматривает птичьи подарочки».
– Обещаю.
Он снова принял нужную позу, и она смогла сконцентрировать внимание на его лице. Ей нравилось выражение его лица—уверенное, немного насмешливое, немного загадочное и даже чуть порочное. А о том, что в этой порочности виновата она, никто никогда не узнает. Если ей удастся схватить это выражение, месье Танбергу ничего не останется как принять ее в ученицы. Ведь «Мона Лиза» притягивает внимание зрителя именно своей загадочной улыбкой.
После сорока минут непринужденной болтовни – от бальных платьев до Леонардо да Винчи – Молли вдруг громко всхрапнула и свалилась с каменной скамьи.
– Молли? – позвала Кэролайн.
– О! Да, мисс Уитфелд. Я, наверное, на минуту заснула. Простите меня.
– Ничего страшного. – Кэролайн решила не ругать Молли, а то она больше не будет спать или Барлинг заменит ее на более бдительную служанку. – Принеси, пожалуйста, мне и лорду Закери по стакану лимонада, а себе – что-нибудь перекусить.
– Да, мисс Уитфелд.
Кэролайн, набрав на кисть краски телесного цвета, легким мазком обозначила мочку уха Закери, которая была видна из-под его темных волос. Но когда она опять на него посмотрела, она чуть было не выронила кисть.
– Что вы делаете? Вернитесь на место! Он и не думал ее слушаться.
– Я решил воспользоваться отсутствием вашей внимательной служанки, чтобы поцеловать художницу.
– Я же сказала, что мне нужно закончить ваше лицо сегодня, – возразила она.
Он обошел ее.
– Я выгляжу великолепно. А это что?
– Это рот.
– Мой рот выглядит совсем по-другому.
– В данный момент я его не вижу, так что придется подождать.
Его критика не имела к ней никакого отношения. Она еще не дошла до рта – он был лишь обозначен карандашом и полоской розовато-коричневой краски.
Легким прикосновением пальцев он отвел с ее шеи прядь волос, и она замерла. А когда на месте пальцев оказались его теплые губы, она выронила кисть.
– Зак…
– Ш-ш. Я демонстрирую свои губы, чтобы вы поняли, как нужно писать мой рот, – пробормотал он, не прекращая целовать.
Если бы она это понимала, она бы уже была голой. А пока… Ловкие пальцы уже стягивали платье вниз по одному плечу, а губы следовали за ними.
Кэролайн начала понимать, почему поэты сравнивают сексуальный экстаз со смертью. Если он только своими губами, ласкающими ее шею и плечи, может заставить почувствовать такое – это может убить ее.
– Не надо, пожалуйста. Его лоб уперся ей в плечо.
– Извините. Этот пень вызвал во мне какие-то фантазии.
Она фыркнула и воспользовалась моментом, чтобы немного восстановить равновесие.
– Я надеюсь, что вы считаете меня немного лучше, чем гнилое дерево.
Он рассмеялся:
– Господи, Кэролайн. Девственницам не положено говорить такие вещи.
– Разве? А почему?
– Потому что вы можете напугать нас, практичных мужчин. – Поцеловав в последний раз ее в плечо, он вернул платье на место. – А мне будет позволено посидеть на моей колонне, чтобы выпить лимонад?
На дорожке показалась Молли. Так вот почему он опомнился. Надо запомнить, что у него очень тонкий слух.
– Конечно. И я сяду рядом.
– Отлично. Я предпочитаю закусывать кислое конфеткой.
Она хотела было возразить, но Молли уже подошла к ним и подала обоим по стакану лимонада.
– Вы не выбились из графика из-за того, что я вас отвлек? – уже более серьезно спросил он.
Она поняла, что научилась угадывать его настроение по еле заметным изменениям в выражении лица.
– Нет. Если Богу будет угодно, картина прибудет в Вену вовремя.
– Должен сказать вам, что вчера вечером я послал записку своему брату Шею и попросил, чтобы его яхта в Дувре была готова срочно переправить груз через пролив.
На минуту она просто онемела. Он уже предлагал свою помощь в пересылке портрета, но она не знала, что он предпринял какие-то шаги. И он сделал это до того, как она – как они – начали этот новый флирт.
– Спасибо.
– Не стоит благодарности.
Господи, как ей хотелось поцеловать его теплые чувственные губы! Но Молли шумно поглощала еду на своей скамье, так что физический контакт был невозможен. Это означало бы гибель репутации, принудительное замужество и никаких уроков живописи в Вене. По его глазам она поняла, что он пришел к такому же заключению, хотя не смогла разгадать, чем вызвана мимолетная тень, пробежавшая по его лицу.
– Я сказала что-то не так? – спросила она тихо, чтобы Молли не могла услышать.
– Нет. Моя птичка улетела.
– Если вы выдержите еще час, – отпивая лимонад, сказала она, – я смогу написать серые тона ваших брюк и жилета вечером при свечах. Я попрошу вас надеть все то же самое завтра, чтобы я смогла прописать тени.
– У моего камердинера может случиться удар, но я как-нибудь с этим справлюсь.
Она улыбнулась. Он улыбнулся ей в ответ, и в его глазах вспыхнул теплый свет. Она опустила глаза, откашлялась и стала пить лимонад. Если бы она знала, что привлечет его внимание и даже вызовет интерес, откровенно высказав ему все, что о нем думает, практически оскорбив его, она никогда даже рот не раскрыла бы.
Кэролайн глянула на Закери исподтишка. Он допил лимонад, но одна капля стекла у него по подбородку. Он вытер ее тыльной стороной ладони. На какую-то секунду ей захотелось эту каплю слизнуть. Но она удержалась. Не все сразу. Сначала портрет, потом интимный момент с Закери, а потом – Вена.
Проблема была в том, что Вена на другом конце света, а Закери Гриффин рядом, и он, казалось, не мог удержаться, чтобы не целовать ее. А она и не хотела вовсе, чтобы он воздерживался.
Но два дня она сможет подождать.
Закери мог уподобить себя Трое, на которую напали легионы греков. Не успел он проглотить последний кусок жареной свинины, как атака началась.
