Капитан Полдреннан сказал, что Джеймс предпочитает, чтобы его считали убийцей, а не трусом. Похоже, это было что-то такое, что понять может только мужчина. Верити не была мужчиной, а потому и не понимала. Она полагала, что он позволил все хорошее в нем затенить чувством вины и стыдом.
Это была рана, которую Верити отчаянно хотелось вылечить.
Верити полезла в мешок за новой порцией соломы и продолжала мульчировать, рассчитывая закончить до дождя. Когда она почувствовала первые капли у себя на лице, мешок был пуст. Верити окинула взглядом свою работу, повернулась и заспешила в сторону буфетной. Она замедлила шаги, услышав крики со стороны кабинета управляющего.
– Придержите свой поганый язык! – Знакомый голос Джеймса заставил ее остановиться. Он, должно быть, ругался с этим отвратительным мистером Баргванатом. Громкий язвительный смех управляющего заставил ее вздрогнуть: Верити вспомнила, что он точно так же смеялся над ней.
– Я просто подумал, что ее теперь используют, так как никто больше не слышит ее криков по ночам. Наверное, учится скакать верхом по ухабистым дорогам?
Верити замерла. Боже правый, они говорили о ней! Она и в самом деле в первую неделю в Пендургане просыпалась от собственных криков. Кошмары мучили ее до тех пор, пока она не избавилась от своего ужаса перед кожаным ошейником и грохотом котелков. Но мистер Баргванат имел в виду не это.
Верити услышала звуки потасовки, но не знала, что происходит.
– Не смейте говорить о ней подобным образом, вы меня поняли? – говорил медленно, подчеркивая каждое слово звуком, как будто он что-то толкал. Или кого-то. Вслед за его словами послышалось свистящее дыхание и раздался грохот, как будто перевернули что-то из мебели. Похоже, там была драка, и, судя по звукам, затеял ее Джеймс. Защищая Верити. О Господи, нет!
После неприятно долгой паузы она услышала:
– Собирайте свои вещи, Баргванат. Вы мне надоели.
– Вы не можете меня уволить! Вы никого не найдете на мое место и знаете об этом.
– Я не нуждаюсь ни в вас, ни в ком-либо другом, кто отказывается проявлять должное уважение по отношению к миссис Озборн.
Верити вздрогнула, услышав свое имя, но продолжала стоять тихо, словно статуя. Дождь разошелся вовсю и теперь капал на поля ее капора, затекал сзади за воротник.
– Должное? А чего заслуживает купленная и оплаченная смазливая шлюшка, как она?
Опять раздался грохот, за ним звук падающего тела.
– Вон! Вон немедленно! И если я услышу, что твоя нога ступила на землю Пендургана, клянусь, я убью тебя. Вон отсюда!
Джеймс прокричал эти слова с такой силой, что Верити наконец сдвинулась с места. Она подобрала свои мокрые юбки и вбежала в буфетную.
Она прислонилась к старой каменной стене, чтобы перевести дыхание. Некоторое время спустя она сняла и стряхнула промокший капор. Потом провела рукой по лицу, вытирая с него влагу. Это была не только дождевая вода.
Верити не знала, что ее напугало больше: грубые оскорбления мистера Баргваната или вызванные ими неистовые действия Джеймса. В уголке своего сердца Верити ощутила радость, потому что он защищал ее. Но так яростно! Последнюю неделю, и даже немного дольше, она рисовала себе его как доброго и терпимого человека. Верити забыла или хотела забыть, что в характере Джеймса была и темная сторона. Она отбросила мысли о его грубом обхождении той ночью в библиотеке, о резком, почти жестоком тоне, которым он говорил с Агнес, когда та слишком далеко заходила, обвиняя его в непонятных пожарах, вспыхнувших в округе.
Но он защищал Верити. Никогда раньше никто не делал ради нее ничего подобного. Значит, он испытывает к ней какие-то чувства, хотя бы просто дружеские. Крохотная радость в сердце начала расти. Верити всегда было тревожно, что Джеймс может неожиданно взорваться. Но она не могла поверить, что в момент помрачения сознания, или бог знает что такое с ним случалось, он может причинить ей вред, что Джеймс действительно сумасшедший. И тем не менее, зная все это, она все-таки позволила себе невероятное. Она в него влюбилась.
От взрыва под ним задрожала земля. Вокруг бушует пламя, поджигая кусты, полы и рукава мундиров его людей. Пронзительные крики боли и ужаса раздирают воздух, а Джеймс беспомощно смотрит, как горят несколько человек из его роты. В воздухе висит запах паленого мяса, настолько густой, что почти невозможно дышать.
Его люди умирают, а он не может сдвинуться с места. Он не может шевельнуться.
Вдруг впереди показалось какое-то строение. Сарай. Гумно. Его гумно в Пендургане. Двое из горящих мужчин скрываются в сарае. Нет, не мужчины. Мальчики. Маленькие мальчики. Два охваченных пламенем крохотных тельца вбегают в сарай, который тоже уже горит.
Ровена в ужасе смотрит на него. Она хочет, чтобы он бежал за мальчиками, но он не может сдвинуться с места. Он не может пошевельнуться.
– Трус! – кричит она и устремляется в горящий сарай. Когда она туда вбегает, ее юбки загораются.
Еще кто-то бежит в сторону гумна. Едва различимая фигура. Женщина. Это Верити. Боже милостивый, это Верити! Он должен остановить ее, иначе и она погибнет. Он должен остановить ее, но он не может сдвинуться с места. Он снова и снова выкрикивает ее имя, а она идет к нему, вытянув перед собой руки, но, кажется, никогда не дойдет.
– Я здесь, – сказала она, двигаясь и в то же время не двигаясь. – Все хорошо. Все хорошо.
Кто-то тряс его за плечи. Кто-то освобождал его.
– Я здесь. – Это голос Верити. Джеймс хочет подойти к ней, предостеречь ее, но, к его отчаянию, она все время недосягаема.
– Верити!
– Я здесь! – Кто-то продолжает трясти его за плечи. – Я здесь, Джеймс. – Трясет и трясет. – Джеймс! – Трясет сильнее и сильнее. – Джеймс, очнись! Очнись!
Голова у него закружилась, и он обмяк.
Верити стояла на коленях рядом с его обвисшим телом, положив руку ему на затылок и нежно поглаживая его густые черные волосы.
– Джеймс, – шептала она.
Сколько бы ей ни рассказывали о его приступах, она не была готова к тому, свидетелем чего ей пришлось стать. Это было ужасно, и она до сих пор дрожала.
Она, как обычно, принесла ему отвар на ночь. Когда вошла в библиотеку, он не сидел, как всегда, в своем кресле спиной к огню. Кресло было перевернуто, а Джеймс стоял на коленях перед пылающим огнем. На нем не было ни туфель, ни куртки. Туфли были брошены возле дивана, там же, где в беспорядке валялись его зеленая бархатная куртка и мятый галстук. Ухватившись руками за голову и крепко закрыв глаза, Джеймс тяжело дышал. Верити послышалось какое-то бормотание, но она ничего не могла понять. Она была испугана и беспокоилась, как бы он не поранился. Она звала его, но в ответ не услышала ничего вразумительного.
