Квентин вошел в кухню:
— Я велел тебе лежать.
— Мне уже лучше, — возразила Селина. — Что бы там ни случилось, мы должны кушать. Ленч скоро будет подан. Ты проголодался?
— Честно говоря, я слишком расстроен, чтобы думать о еде, — ответил Тивертон, — но обрадуюсь всему, что приготовлено твоими руками.
— Мне приятно это слышать, — улыбнулась Селина.
— Теперь расскажи мне подробно, как все это произошло, — попросил он и сел напротив Селины, чтобы видеть выражение ее лица.
— Мне было так страшно… Все произошло так неожиданно… — При воспоминании о недавних событиях она вздрогнула. — Они двигались совершенно бесшумно. Только один раз кто-то из них обратился к другому по имени, назвав его Карлом. Этот Карл и справился с замком секретера.
— В ловкости барону не откажешь! — заметил Тивертон.
— Я тоже так считаю, — согласилась Селина. — А мы были слишком самонадеянны, думая, что одолели его. Тебе следовало бы держать все деньги при себе.
После паузы она решилась спросить:
— Сколько ты взял утром с собой?
— На наши деньги около ста фунтов, — ответил он.
У Селины вырвался вздох облегчения:
— Значит, мы сможем продержаться некоторое время.
— Только не в Баден-Бадене. И не говори «мы», Селина! Все улажено, прими мои поздравления. Завтра утром ты выйдешь замуж за лорда Хоудриджа.
Она обратилась в камень: ни слова, ни рыдания — ничего не могло сорваться с ее уст.
— Я выложил Хоудриджу всю правду о своем положении, — произнес Квентин ровным голосом, без всяких эмоций, — и так случилось, что он выразил желание жениться на тебе и увезти из Баден-Бадена.
Легкая усмешка скривила его губы.
— Его светлость не одобряет тех, с кем я вожу знакомство, и беспокоится за тебя.
— Но наверняка… он задержится из-за скачек, — выразила слабую надежду Селина, словно утопающий, хватающийся за соломинку.
— К удивлению, ты оказалась для него важней лошадей. Он согласился заключить брак в мэрии в полдень, а затем вы сядете в поезд, следующий в Гаагу.
— Кажется, вы все обсудили между собой, хотя дело касается и меня. Имею ли я право высказать свое мнение?
— Нет! — ответил Тивертон. — Хоудридж принял решение, и я не намерен его разубеждать.
— Но я совсем… не знаю его. Как я могу выйти замуж за человека, почти мне незнакомого? И он… тоже меня совсем не знает…
— А на что еще ты рассчитывала? На долгие ухаживания? — вскипел Тивертон. — Мы оба знаем, что у нас нет иной альтернативы, особенно в данный момент.
— Ты ведь можешь… еще выиграть денег, — в отчаянии настаивала Селина. — Ты выигрывал прежде… выиграешь и опять.
— Откуда у тебя такая уверенность? Судьба — особа капризная… Мои победы и поражения за карточным столом теперь тебя не касаются. Ты станешь леди Хоудридж, женой богатого человека, и до конца жизни будешь прекрасно обеспечена.
Он помолчал и добавил уже более мягко:
— Отныне ты будешь в безопасности, а это для женщины главное. Безопасность и покой.
Селине хотелось возразить, что она не хочет ни богатства, ни покоя… ни даже законного супруга. Ей ничего этого было не нужно.
Но она знала, что любая попытка перечить ему вызовет у Тивертона гнев и недовольство тем, что она не верна собственному слову.
Да, Селина честно поклялась, что выйдет замуж за первого же подходящего кандидата и перестанет быть обузой Квентину Тивертону. Она сама вынудила его стать ее опекуном под этим условием, дала ему право решать, как устроить ее будущее.
Квентин встал:
— Я отправляюсь в казино поглядеть, есть ли шанс пополнить мои оскудевшие финансы.
— Можно мне пойти с тобой?
— Твой будущий супруг ясно дал мне понять, что не желает твоего появления на публике. Он заботится о твоей репутации. Она должна быть безупречна, поэтому советую тебе не упоминать о некоторых знакомствах вроде мадам Леблан или мадам Летесснер. — Квентин, сделав паузу, добавил: — Тебе следует начать укладываться, Селина. Это как раз самое подходящее занятие, чтобы отвлечься от грустных переживаний.
— Мы пообедаем… дома? — робко спросила Селина.
— Я убедил Хоудриджа, что вам лучше не видеться друг с другом до того, как я приведу тебя в ратушу завтра утром.
Тивертон направился к двери, но задержался на пороге.
— Мне хотелось бы, чтобы ты в мое отсутствие оценила свалившееся на тебя счастье, — строго сказал он. — Ты должна вести себя с женихом так, как подобает благодарной невесте.
Селина молчала. Тогда он продолжил:
— Я вернусь к обеду и надеюсь, что ты не испортишь наш последний вечер кислым выражением лица. Признаюсь честно, я от этого несколько устал, да и настроение у меня неподходящее, чтобы выслушивать горестные монологи и смотреть на заплаканные глаза.
Квентин Тивертон ушел. Дверь за ним захлопнулась.
И только тогда Селина тихо всхлипнула и закрыла лицо руками.
Обед проходил невесело, хотя Селина приложила немало стараний, чтобы он запомнился Тивертону хотя бы отменным вкусом и качеством приготовленных ею блюд.
Она выяснила у Джима, что Тивертон особенно любит, и это было подано на стол.
Селина надела лучшее из своих новых платьев и искусно уложила волосы в прическу.
Но боль в ее сердце не унималась. Она смотрела на Квентина Тивертона жалобно и умоляюще, но ничего не могла с собой поделать. Никаких слов не требовалось, чтобы он понял, насколько она страдает от предстоящей разлуки с ним.
Впрочем, в присутствии Джима они говорили на самые обыденные темы.
Тивертон кое-что выиграл сегодня, совсем небольшую сумму, но он сообщил Селине, что у него есть шанс попасть сегодня на игру в частном доме.
— Это похоже на то, что было у барона, — объяснил он, — с той лишь разницей, что игра должна быть честной. Хозяин — мой хороший знакомый, и я не ожидаю от него подвохов и передергивания в картах. Он до этого не унизится.
— Надеюсь, что ты выиграешь, — сказала Селина, с тоской думая о бесконечном вечере, проведенном в одиночестве.
Когда обед подошел к концу, Квентин Тивертон в молчании уставился на рюмку бренди, которую вертел в пальцах. В задумчивости он произнес:
— Через два-три дня ты уже будешь в Англии, Селина.
Он размышлял о чем-то о своем и как бы отгородился от нее, от всего, что их окружало. Но все же Селина решилась спросить:
— А мы когда-нибудь… увидимся?
— Даже не знаю, что тебе на это ответить, — пожал плечами Тивертон. — Я же говорил тебе, что путь в Англию мне заказан.
— Но почему же?
— А ты обязательно хочешь это знать?
