Мэгг отложила книжку - томик «Фривольные сказки», добытый накануне в бездонном капитанском сундуке-библиотеке. Немного тошнило, голова кружилась. И то сказать, в такую-то погоду… «Счастливицу» мотало, как щепку в водовороте. Наученная горьким опытом Мэгг и помыслить не могла о том, чтобы ослушаться приказа капитана и выйти на палубу.
В Кейптауне простояли еще три дня. Официально запасались провизией, чтобы хватило до Мадагаскара, неофициально же, Мэгг подозревала, Сильверстайн выжидал, пока перестанет болеть плечо. Только он знал воды у мыса Бурь как свои пять пальцев, а значит, за штурвалом долгое время предстояло стоять ему. Капитан был разумным человеком: он не желал подвергать опасности своих людей и рисковать, если руль вдруг вывернется из рук.
О том, что произошло в каюте в тот день, Мэгг и Рэнсом не говорили. Она специально молчала, а он, по всей видимости, не помнил, так как был весьма нетрезв. На следующий день он уже стоял на мостике, о чем-то споря с Таннерсом, и поприветствовал Мэгг как обычно - кивком и ироничной улыбкой, что так ему шла. Совместные трапезы возобновились, однако разговор шел на общие темы, история в трактире больше не упоминалась.
На четвертый день «Счастливица» покинула порт Кейптауна, обогнула мыс Доброй Надежды при удивительно ясном небе и со всего маху влетела в бурю напротив Игольчатого мыса.
Там простирались страшные мели, на которые сносило корабли. Нечего было и думать о том, чтобы выйти на палубу. Ветер завывал, как сто тысяч чертей (Мэгг понемногу осваивала морские термины), волны были высотою с дом, и шхуна казалась скорлупкой в этом водяном аду. Рэнсом самолично закрыл окно в каюте Мэгг и три раза строгим голосом велел сидеть здесь и ни в коем случае даже в коридор не соваться. Она послушалась.
Сильверстайн иногда заглядывал к ней, спрашивал, все ли в порядке, и уходил. Он был очень усталый, в мокрой штормовке, с прилипшими ко лбу волосами. Мэгг все время хотелось ему помочь, но она понимала, что наилучшей помощью будет исполнение приказа. И она сидела и читала фривольные истории о вымышленных королях и королевах, примеряя их все на себя и отбрасывая одну за другой.
Она понимала, что слегка забыла, что такое любовь.
Артура не было слишком долго.
Буря улеглась только через четыре дня, когда Мэгг готова была взвыть от тоски и животного страха - ей стало казаться, что шхуна все-таки перевернется, - и Сильверстайн прислал матроса, который проводил пассажирку на палубу. Солнце только-только выглянуло из облаков и улыбалось широко и ласково. Мэгг улыбнулась ему в ответ, блаженно щурясь.
- Доброго денька, мисс! - приподнял шляпу боцман Харди.
- Здравствуйте, боцман! - Мэгг звонко рассмеялась.
- Поднимайтесь на мостик, мисс Ливермор, - долетел до нее голос капитана.
Она уже привычно взбежала по трапу. Рэнсом стоял у штурвала и был один: команда под руководством Таннерса освобождала паруса.
- Буря нас оставила?
- Выплюнула, можно сказать. Не без потерь. Во-первых, сорвало крюйс-топсель, но парус - дело наживное, у нас полно запасных. Во-вторых, и это намного печальнее, одного человека мы потеряли.
У Мэгг пересохло в горле.
- Кто-то погиб?
- Везунчик. Увы. - Сильверстайн был мрачен. - Смыло за борт, мы даже заметить не успели - когда. Не помогло ему прозвище…
Мэгг сглотнула и горестно обвела взором окрестности. Океан как океан, весьма неспокойный, тучи вон клубятся, но, если верить Сильверстайну, опасность уже миновала. Каково это - оказаться в бурном море, одному, и видеть, как корабль, на которым ты прослужил немало лет, уходит в темноту без тебя? Если успеешь увидеть… Мэгг передернуло. Она вспомнила Везунчика, который знал много смешных куплетов и всегда подавал ей руку, когда Мэгг выходила на палубу…
- Вы его любили? - тихо спросила она у Рэнсома.
- Я их всех люблю, - ответил он так же негромко. - Они ведь моя семья, мисс Ливермор. Отец с матерью умерли, деда я за семью не считал, родственников почти не знаю… А эти люди всегда со мной. Мы с ними через многое прошли. Они мне родные все; как я могу не думать о них, не любить их? Они спасают мою жизнь столько же, сколько я спасаю их жизни. Только все вместе мы можем пройти этот путь и проходим снова и снова. Кто-то остается позади. Однажды и я, должно быть… - Он умолк.
Мэгг кивнула. Она понимала это, научилась понимать за два месяца плавания. Если не помогать друг другу - не выплывешь, это железный закон.
- Через неделю придем к Мадагаскару, - сказал граф уже обычным тоном. - Большой остров. Но остановку там делать не будем и на берег не пойдем.
- А как же провизия? Вода?
- Увидите.
К причалу подойти оказалось совершенно невозможно. Хуже, чем в Кейптауне. Казалось, вся бухта просто набита лодчонками, как мешок соломой. «Счастливица» бросила якорь у края столпотворения, матросы ловко подобрали паруса, оставив лишь носовой, чтобы шхуну не разворачивало против ветра. Хрупкие юркие лодочки окружили «Счастливицу» в мгновение ока. Матросы, закончив с парусами и якорем, свесились с бортов и вступили в переговоры с туземцами на каком-то тарабарском языке. Мэгг совершенно растерялась. Такого шума и гама она не слышала ни разу в жизни: люди, куры, какие-то животные, звон металла, скрип дерева… Просто вавилонское столпотворение!
Сильверстайн, Таннерс и кок плотной группой прибились к борту и вступили в переговоры с каким-то подозрительным типом: смуглокожий, одетый в короткие штаны и куртку, перехваченную лишь веревкой, он мог бы сойти за туземца, если бы не пронзительные голубые глаза, хитро сверкавшие в тени широкополой конической соломенной шляпы. Оживленно жестикулируя, он вручил Сильверстайну толстый, перевязанный бечевкой пакет, который капитан тут же прижал к сердцу, словно это была драгоценнейшая вещь на свете. Кивнув незнакомцу, Рэнсом удалился в свою каюту. Мэгг нерешительно сделала несколько шагов по направлению к Таннерсу, но едва не столкнулась с матросом, который тащил в сторону камбуза громадную корзину каких-то неизвестных тропических фруктов. Насчет того, фрукты ли это, Мэгг была не уверена: выглядели они как огромные фиолетовые яйца, покрытые волосками. Хотелось верить, что это именно фрукты, а не что-то живое - то есть когда-то бывшее живым.
- Прошу прощения, миледи, - попытался раскланяться матрос, но чуть не рассыпал свой груз.
- Ничего, - улыбнулась Мэгг, уступая дорогу.
Таннерс о чем-то оживленно спорил со старухой в ярком халате. Мэгг никогда в жизни не видела столь колоритной особы: морщинистая, смуглая почти до черноты, но с выбеленным лицом, тонко подведенными бровями и трубкой в зубах. Зубы, кстати, были невероятно белыми. Кажется, фарфоровыми.
